– После Рождества я бросила учебу, – продолжила она. – Какое-то время я не знала, чем заняться. Потом отец нашел мне должность экономки в твоем доме. Он пытался помочь.
Азиз снова чувствовал, что она что-то недоговаривает, но не мог даже предположить что.
– Ты не хотела заниматься чем-то другим?
– Нет. – Оливия в нервном порыве поднялась с дивана и подошла к окну, оперлась тонкой рукой на подоконник. – Не знаю, почему я тебе все это рассказала. Отношения, которые ты нам придумал, не предполагают обмен секретами.
Азиз откинулся на спинку дивана, наблюдая за ней: узкая спина дрожала от напряжения.
– Это не обязательное требование. Скорее бонус.
– Однако я тебе только что рассказала свой секрет.
– Ты об этом жалеешь?
Оливия обернулась, все еще опираясь на подоконник. Ее широко раскрытые глаза были темными от эмоций.
– Нет, не жалею. И это меня пугает.
Про себя Азиз не мог не согласиться. Его это тоже пугало. Если кто-то рассказывает тебе секрет, это знак доверия. Веры в то, что ты не подведешь. Но хотя он уже пообещал, что не причинит ей боли, внезапно стало казаться, что это обещание выполнить намного сложнее, а возможность, что он его не выполнит, стала больше пугать. Он правда не хотел подвести Оливию, даже в мелочах. Он привязался к ней больше, чем ожидал. Больше, чем хотел.
– Такая откровенность не входит в договоренность, которую ты мне предлагаешь? – спросила Оливия с невеселой улыбкой. – Я тебя напугала?
– Нет, конечно нет. И я же говорил: мы все можем обсудить. – Азиз старался, чтобы его голос звучал как можно легче.
Оливия выгнула брови:
– Ты все равно хочешь жениться на мне?
– Да. – Он говорил чистую правду несмотря на то, что все шло не так, как он ожидал. Несмотря на то, что он не знал, как будет выглядеть их брак или что он на самом деле от него хотел.
Оливия покачала головой и снова повернулась к окну.
– Это безумие, – пробормотала она. – Чистое безумие.
– Совершенно согласен. Но завещание моего отца тоже безумно.
– Ты женился бы вообще, если бы не завещание?
Азиз помолчал, не уверенный, что Оливия хочет услышать и насколько он готов говорить правду.
– Не знаю, – сказал он наконец. Это было, по крайней мере, честно.
– А как же наследник? Рано или поздно он понадобится…
– Да.
От этого Оливия напряглась, крепче сжала подоконник, так что костяшки пальцев побелели.
– Значит, если мы поженимся… у нас должны быть дети?
Теперь Азиз понимал, что это весьма непростой вопрос. Он даже не упоминал детей; честно говоря, даже не подумал о них, разве что теоретически.
– Да, Оливия. – Он ждал реакции, но Оливия просто смотрела в окно. Через полминуты Азиз осторожно спросил: – Что ты об этом думаешь?
– Ребенок… – пробормотала она и снова покачала головой. – Я… Я не знаю.
– Ты хочешь еще детей?
– Я просто не думала… – Она замолчала, и Азиз просто ждал продолжения. Он только сейчас начал понимать, сколько всего включает брак между ними. Ему казалось, что он все это понимает и принимает после обсуждения с Еленой – тогда они перечислили все важные аспекты в двадцатистраничном брачном контракте. Он считал, что хочет именно такого бездушного делового договора, просто чтобы выполнить условия завещания отца. Но теперь, с Оливией… после того, как он вытирал ее слезы, держал ее в объятиях, чувствовал ее боль…
Он не мог позволить себе желать большего. Оливия не хотела его полюбить, он не хотел полюбить ее. Надо удерживать дистанцию. Чтобы все было просто и безопасно.
– Я не могу дать тебе ответ прямо сейчас, – сказала она наконец. – Это слишком важное решение. Я знаю, что завтра ты должен жениться, и, может быть, сегодня вечером смогу дать ответ. Но не сию минуту. – Она прикусила губу.
– Я понимаю, – тихо сказал Азиз. Это решение важно для них обоих. И как Оливия правильно заметила раньше, брак был необходим ему, но не ей.
Оливия обернулась к нему:
– Что будет, если я откажусь?
– Это не твоя проблема, Оливия, не стоит об этом беспокоиться. Честно говоря, я не хочу, чтобы ты согласилась только ради того, чтобы спасти меня. – Он сухо усмехнулся, несмотря на тяжесть на душе. Мысль о жалости была невыносима. – Это не спасательная операция.
– Я знаю.
– Я надеюсь, что брак между нами будет полезен нам обоим. – Хотя он не вполне в это верил. Что он мог на самом деле предложить Оливии? Секс? Она могла найти любовника где угодно. Дружбу? Если ей были нужны друзья, она их заведет. Ей не нужно выходить замуж. Так что ее заставит согласиться? Что заставит всерьез обдумать его предложение?
Внезапно он понял. Конечно. Ребенок. Она хочет ребенка.
Не Азиза, не его дружбу, не его тело. Только ребенка. Которого вырастит сама.
– Подумай, – сказал он. Голос звучал странно, сдавленно. Азиз все равно выдавил улыбку. – Ты знаешь, где меня найти, когда будешь готова дать ответ.
Она медленно кивнула и бесконечно долгую секунду спустя вышла из комнаты.
Азиз остался на месте, голова у него шла кругом. Он машинально попытался представить, что бы чувствовал, если бы Оливия согласилась за него выйти.
И с горечью понял, что это не было бы незамутненное облегчение, которое он ожидал до начала этого разговора… но он все равно не мог понять, почему так.
Оливия медленно шла по коридору, едва осознавая, куда направляется. Каким-то чудом она добралась до своей спальни, где, к счастью, никого не было. Сейчас она не готова была встречаться с людьми, даже с такими добрыми и заботливыми, как Мада и Абра.
Она опустилась на кровать, все еще погруженная в ураган мыслей, эмоционально и физически вымотанная до полной потери сил.
Что только что произошло?
События последних нескольких часов, от страстного поцелуя в саду до неожиданного предложения замужества и до ее собственного такого же неожиданного признания, пронеслись у нее в голове. Она рассказала Азизу про Дэниэла. Она плакала у него на глазах, искала у него утешения и находила в кольце его рук. Она всерьез думала о том, чтобы принять его предложение.
Она назвала это безумием, и Азиз согласился с ней. Они едва знали друг друга. Оливии придется стать королевой, появляться на публике, позировать фотографам. Хотя она хотела только тихой жизни в одиночестве.
Но у нее будет ребенок.
Не замена Дэниэлу, никакой ребенок не сможет его заменить, но этого она будет растить сама, сможет любить открыто, сможет искупить свое прошлое. О, как она будет о нем заботиться…