Впрочем, сегодня сыщикам было не до нее. Все их внимание сосредоточилось на обретенном свидетеле. Глеб Соколов не мямлил, не заводил глаза в потолок, а на каждый вопрос, чуть подумав, давал точный и исчерпывающий ответ.
– Обычно я не пристаю к женщинам на улице, – признался он, забавно сморщив нос. – Но тут что-то меня словно толкнуло. Я увидел… э… Нину и тут же ударил по тормозам.
– Ни с того ни с сего? Впервые в жизни? – поддерживая его легкий тон, поинтересовался Ратников.
– Да вы только взгляните на нее объективно, – понизив голос, зашептал Глеб.
Все непроизвольно повернулись и посмотрели на Неверову. Она и в самом деле была хороша. Лизе она напоминала картинку из женского иллюстрированного журнала, где красота каждой модели умело подчеркнута специалистами. Этот перл играл без всякой ретуши – рыжеволосый, широкоскулый, белокожий, с широко распахнутыми, горчичного цвета глазами.
– Почему вы не оставили ей своей визитки? Не попытались продолжить знакомство? – настаивал Ратников.
– Она бежала от меня, как от чумы. Я даже слегка растерялся. Сначала-то все было нормально. Мы немного поболтали обо всяких пустяках, посмеялись. И только я собрался познакомиться по-настоящему, представиться, все такое, как вдруг по дороге на большой скорости пронеслась машина. Нина вздрогнула и словно бы очнулась. Беспечность с нее мгновенно слетела, она стала нервничать и тут же засобиралась ехать.
– Но почему вы не сунули ей визитку? – настаивал Ратников.
– Да не было ее у меня с собой. Осталась в машине. Но разве она стала бы ждать?
– А почему вы не попросили у нее номер телефона?
– Я попросил, но она вместо ответа вытянула в мою сторону руку с обручальным кольцом.
– А вы не запомнили номер ее машины?
Глеб бросил в сторону Неверовой опасливый взгляд и коротко ответил:
– Запомнил.
Нина Николаевна непроизвольно приложила руку к груди. Кстати, обручального кольца на ней уже не было.
– Во время вашей встречи вы хотя бы раз смотрели на часы? – перешел Ратников к более насущному вопросу.
– Сто раз смотрел. Я опаздывал на важную встречу. И все равно не мог уйти. Меня держала непонятная сила. – Он говорил без тени иронии, и Неверова казалась все более отрешенной. Эйфории по поводу появления свидетеля поубавилось, и сквозь нее проступило кокетливое любопытство.
– В котором часу вы встретились?
Глеб прикусил нижнюю губу, сдвинул брови и секунду спустя уверенно сказал:
– Двадцать минут шестого.
Артем Сухарев медленно выдохнул. Заявление Соколова означало, что они свои деньги отработали. У Нины Николаевны Неверовой с сегодняшнего дня появлялось алиби. Что и требовалось по контракту.
Лиза испытывала самые сложные чувства. Ведь это именно она способствовала продвижению дела! Она пустила в дело свою женскую интуицию и подбила Неверову на более откровенный разговор. Значит, и поиски благополучно завершились во многом благодаря ей. Приятное и волнующее чувство. Сейчас Лиза почти что любила эту рыжеволосую штучку, которая сидела на венском стуле, закинув ногу на ногу.
Пока Ратников завершал с Соколовым всякие формальности, Нина Николаевна засобиралась домой. Она благосклонно приняла помощь Сухарева, который подал ей плащ, покопалась в своей сумочке, ловко попудрила носик и, хлопнув крышкой, убрала пудреницу назад. Попрощавшись со всеми, сказала какие-то слова благодарности, кивнула головой, одарила всех своей ослепительной улыбкой и двинулась к двери. Но перед тем как выйти, чуть-чуть повернула голову в сторону Лизы, бросив на нее какой-то слишком многозначительный взгляд. Взгляд откровенно торжествующий. Взгляд победительницы. И он Лизе категорически не понравился.
«Такое впечатление, что она обманула меня и торжествует, – с внезапной тревогой подумала Лиза. – Что бы это значило?» Взгляд Неверовой пресл??довал ее целый день. Лиза стала рассеянной, невпопад отвечала на вопросы, чем обеспокоила даже невнимательного Сухарева.
– Ты как себя чувствуешь? – спросил он. – Не заболела?
– Да нет, а что?
– Беспокоюсь. – Глаза Артема из-за толстых линз казались особенно глубокими.
– Артем, сними очки, – внезапно попросила Лиза.
– Зачем? – спросил тот, тут же выполнив ее просьбу. – Я знаю, что без них выгляжу лучше, но я плохо вижу.
Лиза рассмеялась. Артем похлопал ресницами и сощурился. Без очков он казался совершенно другим человеком.
– Другой человек, – сказала Лиза, – тебе не идет эта оправа. Вот и все. Надо пойти в «Оптику» и подобрать нормальную.
– Я так и сделаю, если ты пойдешь со мной и поможешь, – мгновенно среагировал Артем.
– Ладно. Когда скажешь, тогда и пойдем.
Дима Скороходов, наблюдавший за этой сценой, пораженно крякнул из своего угла.
– Зачем ты дразнишь Сухарева? – с некоторой обидой спросил он, когда Артем удалился. – Он хороший парень.
– С чего ты взял, что я его дразню?
– Ты с ним заигрываешь, а потом…
– Да, а что потом? – переспросила Лиза.
Дима негодующе хмыкнул.
– Не будь кретином, – попросила она. – Давай сделаем вид, что у тебя есть такт, который внезапно к тебе вернулся.
Дима пристально посмотрел на нее и ничего не ответил.
– Я не сделаю твоему драгоценному Сухареву ничего плохого, – примирительно сказала Лиза. – Я просто хочу с ним подружиться. Он умный и находчивый. Может, я вижу в нем своего будущего наставника?
– Нахалка ты, – буркнул Дима. – Ну, да что поделаешь с женщинами?
Лиза снова вспомнила взгляд Неверовой и передернула плечами. Ей хотелось поговорить о своих ощущениях именно с Артемом. С Артемом, которого она как бы невзначай обошла во время поиска фотографа.
Руководитель клуба «Атлет» Борис Борисович Лагутин являлся продуктом высокой спортивной культуры. Поджарый, с прекрасно вылепленным телом, широко развернутыми плечами и плоским животом, он глядел на мир со спокойной уверенностью во взоре. Кожа у него была смуглой, глаза – синими, подбородок – твердым. «Должно быть, он дурак, – тотчас же подумал Дима. – По закону равновесия».
У него не было времени искать путей и подходов к Лагутину, не было времени втираться к нему в доверие. Приходилось идти другим путем. Дима явился в клуб с раннего утра и настоял на немедленном приватном разговоре. Лагутин пригласил его в свой крошечный кабинет, стены которого были увешаны вымпелами, значками и фотографиями. Дима не особо отвлекался на антураж и, устроившись на простом деревянном стуле, приступил прямо к делу: