– Славный Принц Кошек, я не хочу ничего, кроме одной из твоих девяти жизней, а не будешь вежливее – заберу и оставшиеся восемь! Защищайся же, пока я не обрезал тебе уши!
Тибальт перестал наконец паясничать и сказал холодно:
– Я к вашим услугам.
И обнажил свой меч.
Они медленно закружили друг против друга, скрестив мечи, лязгнувшие, словно серебряные ложки, я видел, что Тибальт двигается словно кошка – недаром мы всегда так его называли… мягко, быстро и опасно. Меркуцио прекрасно владел оружием, он был силен и ловок, но он был пьян и эмоции в нем сейчас зашкаливали, слишком сильный огонь пожирал его изнутри, в то время как Тибальт казался мертвенно, убийственно холодным. Тибальт сделал выпад вправо, Меркуцио с трудом отразил удар, чуть не споткнувшись. Было очевидно, на чьей стороне сила, если дело дойдет до настоящего боя.
Ромео тоже это понимал, он снова решительно выступил вперед:
– Славный Меркуцио, опусти свой меч.
Но никто из них двоих не отреагировал на эти слова – они их даже, кажется, не слышали, настолько были сосредоточены друг на друге. Я почувствовал вдруг ужасное, безнадежное раздражение: на Ромео – за то, что все это из-за него; на Меркуцио – за то, что ведет себя так глупо и вызывающе; на себя – за то, что не могу все это остановить и предотвратить.
Тибальт неожиданно бросился в атаку, целясь прямо в грудь Меркуцио. Хотя и не слишком уверенно, но тот отразил этот удар и попытался продырявить бедро Тибальта ударом, подобным тому, что я нанес Роггочо, – если бы это удалось, Тибальт погиб бы на месте от потери крови. Но не получилось: Тибальт, Принц Кошек, легко уклонился от удара, зарычал, развернулся и нанес моему другу удар по правой руке. Не сильный, просто тонкая красная полоса на белом льняном рукаве… но этого было достаточно, чтобы понять: смерть рядом… она совсем рядом.
Ромео оттолкнул меня в сторону и вытащил свою рапиру.
– Бенволио, мы должны выбить у них оружие! Мы должны остановить это… Тибальт, Меркуцио – герцог строго запретил любые уличные поединки… Прекратите! Тибальт! Меркуцио!
Я вытащил меч, но было поздно… слишком поздно… слишком.
Меркуцио атаковал, и пьян он был или нет, одолевали его демоны или нет, но только он должен был убить Тибальта тем ударом, который нанес, но промахнулся – и только потому, что Тибальт в этот момент поскользнулся на нечистотах на мостовой, чуть не упал и поэтому в момент удара оказался не там, где должен был бы оказаться. Случайность. Не больше.
Ромео, видя, что сейчас прольется чья-то кровь, бросился между ними и широко разбросал руки, повернувшись лицом к Тибальту. Чего он хотел этим добиться – я не знаю: может быть, хотел занять место Меркуцио в поединке, а может быть – просто остановить бой. Но это не возымело действия. Тибальт уже занес руку для ответного удара, и я похолодел, глядя, как его стальной клинок, поблескивая, летит вперед, точный и безжалостный, прямо в грудь Ромео. Но этот удар предназначался не Ромео…
Почти наполовину рапира Тибальта вошла в грудь Меркуцио из-под руки Ромео.
Губы Меркуцио приоткрылись, он издал негромкий удивленный крик, и оружие выпало у него из руки. Тибальт выглядел потрясенным не меньше, чем его жертва, он медленно вытащил свою рапиру из раны на груди моего друга. Она вышла с отвратительным чавканьем, смешанным со звуком ломающейся кости, и из раны хлынула кровь – точно такого же оттенка, который украшал одежду Капулетти, который носил Тибальт на своем камзоле и шляпе, который красовался на рукавах Петруччио и на его плаще, когда он подбежал, чтобы увести Тибальта прочь. Я не слышал, о чем они говорят: мои уши воспринимали только прерывистое, мучительное дыхание Меркуцио и звук, с которым его кровь толчками выплескивалась из груди на камни мостовой. Я не думал о том, что могу не успеть, когда он начал падать, – я просто одним прыжком оказался рядом с ним и подхватил его.
И Ромео был рядом со мной, бледный как смерть, с лицом, окаменевшим от ужаса, оттого, что его попытка восстановить мир закончилась так ужасно.
На губах Меркуцио выступила розовая пена, но он все еще мог говорить. С гримасой, которая должна была обозначать улыбку, он прохрипел:
– Бенволио, мне больно… – В голосе его звучало удивление: – Проклятие на оба ваши дома… на оба… ваши… дома… – Повторенные дважды, эти слова звучали поистине ужасно. Глаза его расширились и округлились, и он вдруг тяжело осел на моих руках. – Я умираю… Он ушел? Сбежал?
– Это не имеет значения, – сказал я. Мое дыхание было слишком частым, свет вокруг был слишком ярким, а сердце у меня стучало, словно барабан. На губах я чувствовал странный привкус – то ли крови, то ли пота, то ли того и другого разом. – С тобой все будет хорошо.
Он оскалил зубы, изобразив что-то слишком болезненное и слишком мрачное, чтобы это можно было называть улыбкой:
– Да, да, всего лишь царапина, но этого вполне хватит. А где мой паж?
У него не было пажа… у него не было никого… никого, кроме нас двоих, стоящих на коленях в луже его крови и поддерживающих его. Ромео схватил пробегающего мимо мальчишку и закричал, выворачивая ему ухо:
– Лекаря! Быстро беги за лекарем! – Потом он повернулся к Меркуцио и тоже сделал попытку улыбнуться: – Мужайся, друг. Рана не может быть очень глубокой. Все не так страшно.
– Конечно, она не так глубока, как колодец, не так широка, как двери церкви… но с меня хватит и такой, – ответил Меркуцио. Он зашелся влажным, булькающим смехом, который звучал совсем как предсмертный хрип. – Если придете справиться обо мне завтра – найдете меня уже совсем серьезным господином. Я не слишком задержусь в этом мире, друзья мои… – Острая боль заставила его замолчать, его тело выгнулось, кулаки сами собой сжались и задрожали, как будто он хотел вызвать на поединок саму смерть. Лицо его исказилось в агонии, а потом глаза его внезапно открылись еще шире, Меркуцио схватил меня за воротник и привлек к себе – так близко, что я чувствовал его горячее, лихорадочное дыхание на своем лице: – Проклятие на оба ваши дома… послушай меня, Бенволио… я прошу прощения…
Что бы он ни имел в виду – новая волна боли заставила его замолчать, и, корчась и теряя сознание от боли, он вдруг начал бормотать:
– Собака, крыса, мышь, кошка… зацарапать человека до смерти!.. Хвастун, дурак, мерзавец, который дерется как по книжке… какого черта ты влез между нами? – В его голосе внезапно зазвучала ребяческая обида и раздражение, когда он поймал потрясенный взгляд Ромео. – Меня ранили из-под твоей руки!
– Я… я хотел… помочь, – прошептал Ромео. – Я думал, будет лучше…
– Отнеси меня куда-нибудь, Бенволио, я слабею… Проклятие на оба ваши дома… они сделали из меня корм для червей… оба ваши дома…
Он вцепился в мой воротник так крепко, что я даже решил, что он хочет меня задушить.
– Оба ваши дома, ты понимаешь?! Это проклятие… О Господи, забери меня к себе…