Так меня осенила «гениальная» идея: надо организовать экскурсию в музей Ломоносова. Это очень патриотично, политически грамотно и вполне согласуется со школьной программой.

Излишне говорить, что с добавлением этого пункта в план комсомольской работы он был немедленно и с одобрением принят.

Прошел месяц. Ни в какой музей мы не ходили и вообще никаких мероприятий не проводили, потому что любая идея о совместном времяпровождении встречалась в штыки. Опять надо составлять план месячной работы. Опять встал вопрос, что писать?

Фантазия моя полностью иссякла при написании первого плана и я решил… вновь включить экскурсию в музей Ломоносова. Ну а если спросят, почему два месяца подряд пишу об одном и том же, скажу, что очень хотели сходить, но не успели — было много контрольных и трудных домашних заданий. Но все же было боязно: вдруг не пройдет. Прошло.

Время летит быстро. Опять требуют план. Если снова включить пункт о музее Ломоносова, меня на этот раз обязательно разоблачат, обязательно накажут и могут даже исключить из комсомола за очковтирательство и обман вышестоящей комсомольской инстанции. Однако достойной замены Ломоносову я не придумал и, только переставив местами пункты плана, со СТРАХОМ необычайным, понес этот новый — старый план на утверждение. И о, радость! — секретарь комсомольской организации школы прочел план, положил его в папку и сказал: «Хорошо».

Прошел еще месяц, и передо мной опять стал этот ужасный, отравляющий мою, в других отношениях вполне счастливую, жизнь вопрос. Теперь уже ясно, что меня ждет исключение из комсомола и позорный скандал. Разве можно четыре раза подряд приносить один и тот же план, датируя его разными месяцами! Я не находил себе места, не хотелось жить на белом свете, но выхода никакого я не видел. Не кончать же жизнь самоубийством из-за этого проклятого плана комсомольской работы, хотя передо мной тупик. Не поднимая глаз, трясущимися руками я передал своему комсомольскому начальнику бумагу, где сказано, что наш класс уже в четвертый раз пойдет в музей Ломоносова. Какова была реакция, читатель уже догадался.

Когда я понес этот план в пятый раз, я уже перегорел, наступил эмоциональный ступор. «Будь что будет» — решил я, но все же было страшно и как-то противно, потому что лгать я никогда не любил и не умел.

Эта история повторялась до конца учебного года, но и на следующий год меня «переизбрали» комсоргом, несмотря на все мои протесты, и опять все повторилось, опять ежемесячные планы работы комсомольской организации. Я старался эти планы варьировать, переставлял пункты, но неизменной оставалась «экскурсия в музей Ломоносова».

В этот музей наш класс «ходил» каждый месяц на протяжении двух лет, пока меня не сменил на должности комсорга новый отличник. Мне уже не было страшно. Было смешно и по-прежнему противно.

Король брода

Скучно и однообразно протекала жизнь ленинградской молодежи в начале 50-х годов. Единообразие было не только в мыслях, но и в одежде, особенно мужской. На одежду вообще не обращали внимания — покупали то, что было в магазинах, а там был один фасон на всю страну, но народ не роптал. Хорошо, что можно было купить хоть это.

Забегая немного вперед, скажу, что, снимая позднее документальные фильмы о нашей легкой промышленности, я всегда спрашивал на фабриках, почему они шьют такую плохую обувь, некрасивую одежду и ужасное белье? Ответ всегда был один и тот же. Во-первых, шить иначе им не позволяет ГОСТ, где указаны все допустимые размеры: и ширина брюк, и длина нижних рубашек, и толщина подошвы. А главное, все образцы изделий проходили обязательное утверждение в Министерстве легкой промышленности, которое никаких вольностей и новшеств не допускало. Жаль, что мне не удалось попасть в само это Министерство.

Но вернемся в 1954 год. После смерти тирана кто-то наиболее чуткий и информированный вдруг заметил, что сажать перестали. Люди стали позволять себе вольности в одежде: кто-то через одежду хотел показать, что он не такой же, как все, не безликий серый человек, а личность, у которой есть свой характер мыслей и, соответственно, стиль одежды. Таких людей стали называть стилягами. Впрочем, их почти никто не знал и не видел. Люди вообще не знали, что такое стиляги, хотя это словечко уже кое-где появилось в печати. Нужен был, как мы бы сейчас сказали, «пиар».

И он появился. Комсомольско-коммунистическая братия начала всесоюзную кампанию борьбы со стилягами. Они не могли допустить свободомыслия даже в одежде. В ленинградской молодежной газете «Смена» появилась огромная статья «Мусор» с подзаголовком «их задержал комсомольский патруль». Но главное, что, помимо текста, разумеется ругательного, там были помещены вполне приличные фотографии стиляг, и оказалось, что никакие они не страшные, а, пожалуй, даже красивые и изящные.

Как же выглядел стиляга? Главный и основной отличительный признак — это узкие брюки. Дело в том, что, согласно взглядам передовых комсомольцев, брюки советского человека должны быть как можно шире. Брюки же стиляг были уже 20 см. Второй отличительный признак — длинные, до шеи, волосы. Носить более длинные, как у женщин, ниже плеч, как носят иногда сейчас, тогда никто не осмеливался. Спереди волосы желательно было укладывать в виде хохолка — кока. Третий признак — это яркий, желательно пестрый и оранжевый, галстук.

Вот и все. В газетах иногда писали о разрисованных обезьянами и пальмами галстуках и о длинных клетчатых пиджаках. Но все это можно было изготовить только индивидуально, а это тогда было очень сложно и дорого. Люди были вообще бедные. Я таких стиляг никогда не видел.

Примечательно, что статья в газете в основном была посвящена обычным пьяницам, дебоширам и хулиганам, коммунисты как бы хотели сказать, что стиляга и хулиган — это одно и то же. Хотя на самом деле это были прямо противоположные явления: пьяницы и хулиганы — это низы общества, а стиляги — люди, поднявшиеся над серой толпой и обывательскими вкусами.

Здесь важно подчеркнуть, что внешний вид стиляг — совершенно не вопрос моды. Это была единственно возможная в те годы форма социального протеста против затхлого и тупого существования в безликой толпе советских людей, объединенных «морально-политическим» единством. Это были первые граждане Страны Советов, гордые своей несоветскостью и выставлявшие ее напоказ.

Главным героем упомянутой статьи оказался Валентин Тихоненко. Подпись под его фотографией гласила: «Пусть посмотрят на вас студенты и преподаватели, ваши соседи и знакомые и совсем незнакомые люди. Вряд ли какие-нибудь чувства, кроме омерзения и презрения, выразят они, глядя на этот снимок».

Только так должен был выглядеть настоящий Советский человек

Ну, а что же я? Первое, что я сделал, это попросил мать заузить все мои брюки почти на 10 см. В дальнейшем в течение многих лет этой процедуре подвергались все мои брючные покупки, пока власти, наконец, не изменили ГОСТ. Затем я объехал чуть ли не весь город в поисках оранжевого галстука в клеточку — в то время везде продавались только серые, синие и коричневые галстуки в диагональную полоску. Волосы я также перестал укорачивать в ожидании, когда они отрастут со лба до шеи. Так что реакция получилась противоположной той, на которую рассчитывало жлобье с комсомольскими значками.