Вскоре вранье Генриха всем надоело, и танки постепенно переключились на другие линии. Он по инерции выдал пару общеизвестных эпизодов и, убедившись, что никто уже не слушает, умолк.
Внезапно где-то в самой гуще раздались выстрелы. Машины молниеносно развернулись к центру конфликта, но предпринимать что-либо не решились. Бестолково поездив по кругу, все наперебой стали вызывать Алекс.
– Я вам что, чародейка? – раздраженно бросила она. – Кто сцепился?
– Феклиста с Танком.
– А, это в порядке вещей. Растолкайте их, что ли, в стороны. Побьются ведь, идиоты.
– Здесь и такое бывает? – спросил Тихон.
– Всякое. Да нет, это Танк, он все время Феклисту задирает. Недалекий он тип, вот что. Эй, ну растолкайте же их!
Две машины стояли друг напротив друга, угрожающе ревя и постреливая в воздух предупредительными вспышками. Наконец, у одного из операторов не выдержали нервы, и он ломанулся вперед, нарываясь на лобовое столкновение. Второй виртуозно уклонился и обжег ему спину неопасным, но обидным сполохом. Нападавший, взметнув тучу пыли, остановился и медленно, словно собираясь с духом, навел на него бойницы.
– Хватит, кретины! – крикнула Алекс. – Заигрались! Разнимет их кто-нибудь, или нет? Где вы, бойцы, где вы, гордость Конфедерации? Я бы и сама все сделала, но если что – без даль-связи останемся.
Несмотря на ее укоры, встревать никто не торопился. Реальная смерть против мнимой гибели с датчиком на лбу, да еще от залпа какого-то психа, была малопривлекательной. Тихон почувствовал, что первого шага все ждут от него, но решиться было непросто. Суицидальная истерика закончилась, и он худо-бедно начал привыкать к своему новому положению. Дальнейшее существование виделось чрезвычайно тоскливым, но теперь ему было, что терять.
Танк с Феклистой разъехались и вновь заняли исходные позиции. На этот раз они пошли навстречу одновременно – никто не увернулся, никто не затормозил, и две машины слиплись в скрежещущий тандем. Броня, царапаясь, выла, как истязаемая кошка. Из-под траков летели хлесткие струи песка – еще немного, и кто-то из драчунов точно пальнет, благо противник под самым носом, и целиться не нужно.
Продолжать бездействовать Тихон не мог, это становилось неприличным. Заводясь, он грубо оттолкнул какую-то машину – его поняли и не сказали ни слова – и выехал на импровизированную арену. Еще бы узнать, как их расталкивают, а то зажмет самого…
– Не надо, – еле слышно сказал теплый голос. – Я их сделаю. В сторонку, пожалуйста.
Тихон с огромным облегчением подал назад и попытался угадать в толпе машину Зенона. Он относился к нему все с тем же предубеждением, однако был признателен за эту отсрочку. Тихон не сомневался, что у маньяка с дерущимися танками ничего не получится, но уповал на то, что те передумают сами.
Зенон не умел шутить, будучи усатым дядькой с внешностью служащего, не научился и сейчас. Два параллельных голубых ручья обогнули сверху корпуса зрителей и ударили в бодающиеся машины.
От неожиданности волки замерли. В следующую секунду они должны были ответить, но Зенон им такой возможности не дал. Последовал еще один залп, потом еще. Неистовством здесь и не пахло. Зенон точно рассчитывал мощность, и когда стало ясно, что танки больше не двинутся, сразу же прекратил стрельбу.
Волки, устроившиеся вокруг, зачарованно попятились – в центре манежа, на стекленеющем блюде остались два одинаковых огарка.
– Всем видно? Кому не видно, можно подойти ближе, – медленно и жестко проговорила Алекс. – Теперь пусть каждый посмотрит на соседа. Мы что, чем-то отличаемся? Отличаемся, или нет?! Я спросила!
– Нет… Нет…
– А изнутри?
– Нет… Нет… Нет…
– Тогда почему? По какой причине? Что нас заставляет грызть друг другу глотки?
– Да мы-то что, Алекс? Это Танк. А Феклиста – ты же в курсе, кем она была прежде. А мы – ничего.
– Ладно, первый памятник у нас уже есть – Памятник Глупости. Будем надеяться, что других не появится.
– Первому памятнику – салют! – блаженно заорал Генрих и выпустил в небо длинную очередь.
– Салют! Салют! – отозвалось несколько операторов и вверх полетели новые залпы. В веселье приняли участие не все, однако и возражений тоже не возникло. Те, кому это пришлось не по душе, тихо отъехали в сторону.
– Девка была психически неуравновешена, а следовательно, непредсказуема, – равнодушно заметила Алекс. – Дурачок, возомнивший себя идеальным солдатом, напротив, ужасно предсказуем. И бесполезен. Туда им и дорога, – заключила она. – А ты всегда такой?
– Какой? – удивленно спросил Зенон.
– Радикальный. Похоже, всегда. А правда, что тебя приговорили к абсолютной каре?
Зенон находился метрах в ста от Алекс, но Тихону показалось, что они стоят чуть ли не впритирку. Его это разозлило. В конце концов, что такого героического совершил маньяк-инфекционист? Убил двоих? Это мог сделать любой. Убить – это самое простое.
– Тихон, вы, кажется, знакомы?
– Да, вместе воевали.
– Ты знаешь его историю?
– Смотря какую. Одну знаю – как он попал в Школу.
– Ну, это когда было! В прошлой жизни. Зенон, расскажи Тихону, за что тебя приговорили.
– Я тогда еще на таране служил, – начал он так, будто его прервали на полуслове. – Обычная оборонительная операция, меня водителем поставили. Я люблю водителем. Из станции вышли, смотрю – Земля-2. Я же оттуда. Но место не совсем то, я километров на семьсот севернее жил. В общем, повоевали, быстро как-то все вышло, надо отлипать. А тут три часа езды, и дом! Стрелка своего я отключил и поехал. Мне кричат: стой, а я еду. Чего им от меня надо? После операции все равно отдых положен, так что как оператор я им не понадоблюсь. Машина – тем более под самоликвидацию. Ее конкуры немножко попилили, она даже ремонту не подлежала. Но это ладно. Короче, еду. Посылают за мной двоих, а меня зло взяло: чем я им помешал? Сперва ругались, потом как-то так пушки у меня заработали. Я и не думал про пушки, я же водитель. Получилось, что попал, в обоих. За мной перисты. Танки ведь уже не догонят, а станций у нас на колонии мало. Не перехватить. А перисты угнались, они быстрые, сволочи. Двенадцать штук было. Мне уж чего – все равно накажут. Справился потихоньку. Добрался до своего поселка, люди – врассыпную, танк никогда не видели. Смешно. Съездил на ферму, туда-сюда. Ну и все. Отлип.
– Все? – не поверил Тихон.
– Ты объясни, где отлип, – сказала Алекс.
– В госпитале. Ну, не в самом, а во дворе. Там люди с костным гриппом долеживали – те, что с того раза. Он ведь у людей не лечится. Лежали, умирали. По моей вине. Совесть что-то заела, решил помочь. Взял и самоликвиднулся, прямо под стенами. Там, оказывается, еще больные были, и не смертельные, и совсем легкие, но не мог же я их рассортировать! На Посту – трибунал. Абсолютная кара. А потом предложили выбор. Это вроде сброса, только наоборот: не для меня, а для окружающих. Ну мне-то что, мой труп уже всплывал в реке Черничная Дорожка, одним разом больше, подумаешь! Согласился. Уложили в кабину, одели датчик, а когда влип, выяснилось, что обратно уже не вернешься. Показали мертвое тело. Мое. Говорят: ты понял? Я говорю: да, понял. И сжег их на фиг. Там шесть человек было. Игорь на связь вышел, спрашивает: еще убивать будешь? Буду. Я себя высоко ценю. Разве это неправильно? Себя нужно уважать. Открыли доступ к платформе, сказали, если через пять секунд на нее не встану, они бункер взорвут, чтоб я наружу не выбрался. Ну, я встал. А с платформы – прямо сюда.