Ничего, ничего… Еще два чера, подумаешь! А третьего, стало быть, без него как-то… Деньги-то с карточки не отзовут? Десять тысяч – сумма серьезная. Боже, сколько же за них надо работать? Если на конвертере, то всю жизнь. Андрюха, бедолага, тысячу накопить не мог, а тут – десятка.
Илья замер и приложил ко лбу ладонь. Андрюха… Андрюху-то он больше не увидит. Никогда.
Он яростно размахнулся, но в последний момент опомнился и удержал бутылку в руке. Не-е… От этого легче не будет.
Сорвав пробку, Илья вставил горлышко в рот и запрокинул голову.
Вот, как раз половина. Теперь бы добраться… И дом не перепутать. И не решиться на что-нибудь такое, чего по трезвости не сделаешь. На что-нибудь отважное и страшно глупое. Потому что потом, по трезвости, будешь жалеть. А трезвость – она как смерть: приходит, не спрашивая.
Илья дотащился до автобуса и сел на грязный пол.
Водитель с интересом глянул в зеркало – как-никак человек возвращался из центра, да еще с праздника. Похоже, устал неимоверно.
Илья сидел в углу, положив голову на согнутые колени. Он знал, что за ним наблюдают, но все, что он мог, – это спрятать лицо.
Он хотел выпить еще, но чувствовал, что на сегодня хватит. Он хотел заплакать, но у него не получалось.
* * *
Белкин дождался, пока окошко индикатора не нальется зеленым, и, приготовив разрядник, рывком открыл дверь. В коридоре лежал молодой мужчина, одетый как нельзя более заурядно: поношенные брюки, ботинки со сбитыми носами, брезентовая куртка нараспашку. Из особых примет – волосы, распушившиеся пшеничной шапкой и качавшиеся от сквозняка. Но это временно.
Чер, – сразу определил Белкин.
Дознаватель занес его в квартиру и обыскал. Ничего колющего, режущего, тяжелого. Карты с гражданским номером у мужчины тоже не было – только часы с широким браслетом, но ими не убьешь.
– Никита Николаевич, может, он просто в гости?
– Впервые вижу, – отозвался профессор.
– Подумайте хорошенько. Сосед, или с работы кто-нибудь. Случайный знакомый. Разговорились на улице, пригласили…
– Нет.
Белкин перевернул незнакомца на живот и, скрестив ему руки за спиной, накинул на большие пальцы пластиковую стяжку. После этого отволок его к креслу и, приподняв, усадил.
– Чашку холодной воды, пожалуйста, – сказал он профессору.
Выплеснув воду мужчине в лицо, Иван Петрович похлестал его по щекам и проверил зрачки.
– Сейчас очнется.
Он выложил на стол диктофон и тронул маленькую кнопку.
– Вы… – сонно сказал человек в кресле.
– Уже?! – обрадовался Белкин. – Имя, фамилия, номер.
– Вы… кто?.. Почему?..
– Имя, фамилия, номер, – благодушно повторил дознаватель. – Отвечать быстро.
– Ничего вы от него не добьетесь, – сказал профессор. – Я вам не нужен? Пойду, приготовлю что-нибудь. К ужину как раз и пообедаю…
– Ну, палач, как зовут? – спросил Белкин. Мужчина заерзал, но, осознав, что рук ему не освободить, угомонился и с упрямой улыбочкой уставился в пол.
– Имя, фамилия. Давай!
– Хрен Моржов, – ответил он.
– Это тебя родители так назвали? Повезло же тебе… Номер!
– Не помню.
– Ничего, бывает. Документы?
– Дома оставил.
– А где живешь?
– Не помню, – снова сказал он и, подняв глаза, опять улыбнулся. Нагло и уверенно.
– Ты зря скалишься. Покушение на убийство – это не с балкона помочиться. Если сильно не повезет, сядешь навсегда. Но можно и смягчить. «Неотложка»…
– Это когда не ты к врачу идешь, а он к тебе едет.
– Погоди, куда ж ты торопишься? Я ведь еще не спросил ничего. Заранее ответ приготовил? Молодец. Значит, был повод, правильно? Значит, ты и про другую «неотложку» знаешь, которая тоже на дом приезжает, но не лечит. Итак?..
Мужчина смутился, но не сильно. По крайней мере, он не боялся. Или здорово играл.
– Я не доктор, – сказал он.
– Легко догадаться. Зачем пришел?
– Соли взять. Взаймы, конечно. Я бы потом отдал.
– Почему назвался полицейским?
– Так я пошутил.
– Разумеется…
Белкин перестал расхаживать по комнате и, схватив его за плечо, надавил на ключицу.
– Слушай, умник! Насчет покушения не выгорит, ты прав. Рано я тебя прищучил, надо было позволить тебе что-нибудь сделать, да рисковать не хотелось. А вот с шуткой про полицию у нас все складывается. Тут и свидетели, и твое признание.
Иван Петрович потряс диктофоном и положил его обратно на стол.
– Ничего я не говорил… – выдавил мужчина.
– И отказ от собственных показаний – тоже тут. А что такое два взаимоисключающих высказывания? Не понимаешь? А я тебе объясню. Одно из них ложно, вот и все. Заведомо ложно, – уточнил дознаватель. – Еще полчаса с тобой пошутим – глядишь, года на два и наскребем.
Отвернувшись, он достал цилиндрик микротерминала и, не включая, скороговоркой произнес:
– Белкин запрашивает наряд. Нарушение статей «семьсот три» и «тысяча пятьсот двенадцать»… Нет, не опасен… Да, я жду…
Затем убрал цилиндр в карман и склонился над креслом.
– Минут десять у тебя еще есть. Но я бы на твоем месте постарался уложиться в пять. Вдруг у меня настроение изменится? – Он придвинулся еще ближе и прошептал:
– Про «неотложку» записывать не будем. Ты мне расскажешь по секрету и спокойно пойдешь домой. С нарядом я как-нибудь улажу.
– Как же ты с ним уладишь? – спросил мужчина, тоже шепотом. – Если наряд не приедет? Потому что ты в свою палочку адрес не назвал. А еще она должна пищать, твоя палочка. Когда дежурная по участку на связь выходит. А она у тебя не пищала. Клоун ты дешевый.
– Отлич-чно, – процедил Белкин. – Оскорбление должностного лица. Продолжай.
– Я полагаю, продолжать мы не станем, – сказали в дверях. – Этот произвол необходимо закончить. Немедленно.
На пороге стоял высокий пожилой человек с таким знакомым лицом, что представляться ему не имело смысла. И тем не менее он представился:
– Иващенко. Член Этического Совета Республики.
Из-за его широкой спины появились двое бойцов в черных комбинезонах и тонированных бронешлемах. Оба держали длинные тепловые винтовки, и оба целились не в кого-то, а в Белкина.
– Извольте предъявить удостоверение, – сказал Иващенко.
Дознаватель медленно, чтоб не тревожить стрелков, сунул руку в пиджак и вытащил жетон.