– Дело не только в речах. При более благоприятных обстоятельствах я был бы не прочь сходить в поход на сарацин или язычников. Этим заработал бы себе славу и душу от грехов очистил. Просто время не то, и у меня накопилось немало претензий к матери нашей церкви.
– Ты всё ещё надеешься на получение императорской короны?
– Конечно. Я должен взять то, что принадлежит мне по праву, ибо железная корона лангобардов совсем не то же самое, что императорский венец. Поэтому я не желаю больше слышать ни о каком Крестовом походе. Армия собрана, и весной мы двинемся в Италию, которая станет моей, а заодно и до папы римского Евгения Третьего доберусь.
– А если папа не захочет объявить тебя императором или сбежит под защиту своих верных сторонников сицилийцев?
– Тогда в Риме появится антипапа, который сделает всё, что я пожелаю. Ты со мной, брат?
Король посмотрел на герцога. Взгляды двух Гогенштауфенов встретились, и Фридрих сказал:
– Да, мой король. Я с тобой. Однако проблема не исчезнет. Через наши земли на север двинется Крестовый поход, и мы просто обязаны отправить часть своих сил вместе с ним.
– Отправим. – Конрад сделал очередной глоток вина и добавил: – Пошлем тех, кто против нас или проживает рядом с язычниками.
– А кто возглавит эти войска?
– Выбор очевиден. Юный Генрих Лев и наш старый противник Альбрехт Медведь.
Фридрих поправил повязку на пустой глазнице – это было знаком его глубокой озабоченности – и скривился. А король спросил:
– Ты считаешь, что я не прав?
– Есть опасность, что Альбрехт Медведь усилится за счёт новых завоеваний. Так что, как бы нам самих себя не перехитрить.
– Это вряд ли. Помнишь, я вызывал к своему двору рыцарей, которые были в походе вместе с Фридрихом Саксонским и Адольфом Шауэнбургским?
– Помню.
– Так вот, брат, я много с ними общался, а потом вёл переписку с архиепископами Бремена, Гамбурга и Магдебурга. После чего сделал кое-какие выводы.
– Интересно, какие?
– За последние пять лет венеды очень сильно изменились, и сейчас они готовы к тому, что против них выступит большая часть Европы. Язычники объединились вокруг Руяна, увеличили численность своих войск, обезопасили тылы, отловили наших шпионов, построили немало крепостей, выбрали великого князя и стали использовать для войны наёмников. Всё это говорит об одном: они не намерены сдаваться. Поэтому всякий, кто отправится на север, в первую очередь должен думать не о том, как бы заполучить для себя новые земли и пополнить казну, а о сохранности собственной шкуры.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь силу венедов, – не согласился с королём Фридрих. – Да, некогда северные язычники были сильны, но сейчас всё иначе. Венеды долгое время отступали, а нашим священнослужителям и пограничным владетелям удавалось стравливать их между собой…
– Они смогли задавить датчан и разорить Верхнюю Саксонию, – оборвал Одноглазого младший брат. – И они разгромили войска трёх далеко не самых слабых имперских графов.
– Это последний успех язычников, частная победа, которая ничего им не даст, ибо против Крестового похода им не выстоять.
– Посмотрим.
Фридрих решил не спорить с братом, а покосился в сторону окна и поинтересовался у Конрада:
– Кстати, а где сейчас рыцари, с которыми ты разговаривал?
– Тоже желаешь с ними пообщаться?
– Да.
– Почти всех я отправил обратно на север, а при мне остались только двое. Суровый вояка из Миндена рыцарь Рупрехт фон Штеффен и совсем ещё юнец Седрик фон Зальх. Если заинтересуешься, я пришлю их к тебе.
Братья помолчали, допили вино, и герцог спросил Конрада:
– Наверное, пора отправляться в собор?
– Пожалуй. – Король встал. – Сегодня первый день нового года. Надо веселиться и радоваться, а мы с тобой сидим и думаем о каких-то там северных язычниках.
Конрад и Фридрих отправились в свои покои, где переоделись в праздничные одежды, и вскоре в сопровождении большой свиты и наследников, королевского сына Генриха и герцогского Фридриха, покинули резиденцию и направились к собору. Сотни рыцарей были рядом с королём и его братом. Сияло начищенное оружие и доспехи. Знамёна с гербами и гордыми девизами самых древних и прославленных родов Священной Римской империи развевались на ветру. Фыркали покрытые шитыми попонами благородные породистые лошади, каждая из которых стоила как хорошая деревенька с трудолюбивыми сервами. Король был впереди, и горожане Шпейера, стоя возле своих домов, приветствовали его и надеялись на скорую праздничную раздачу подарков. Лёгкий мороз взбадривал людей и лошадей, а полуденное зимнее солнце висело над головой Конрада Третьего, и он улыбался.
Однако, лишь только королевская свита приблизилась к собору, монументальному строению из красного песчаника с четырьмя башнями по углам, которое было построено на месте древнего кельтского святилища, посвящённого богине с варварским именем Нантосвелта, как на его лицо снова легла тень. Помимо дворян, которые по зову короля съехались на большой сход в Шпейер, вокруг собора теснились толпы голодранцев. Между ними сновали появившиеся в городе вместе с Бернаром Клервоским цистерцианцы, а невдалеке тесной группой стояло несколько десятков рыцарей-тамплиеров. Присутствие чужаков не нравилось королю, но пока он их терпел. Вот только терпение его было на исходе. Поэтому сегодня, сразу после торжественной литургии, Конрад намеревался ещё раз поговорить с настоятелем Клерво и в мягкой форме намекнуть Бернару, что ему пора отправляться обратно во Францию. В голове он уже давно сложил этот разговор и знал, что ему скажет цистерцианец, и король был уверен, что всё произойдёт именно так, как он решил. Бернар покинет Германию, а он продолжит готовить поход в Италию и уже осенью этого года станет императором.
Снова напустив на себя весёлый и беззаботный вид, король спрыгнул с лошади и направился в собор. Слева был брат, а справа – его гордость и надежда, юный сын Генрих. Именно ему король намеревался со временем передать всё, что он завоевал и приобрёл за свою непростую жизнь, а семейство брата Фридриха, вслед за которым шагал его наследник, поддержит Генриха и даст ему клятву на верность. Впрочем, всё это случится очень не скоро, а пока, продолжая улыбаться, король вошёл в величественный собор, прошёл к амвону, где расположились местные священнослужители, певчие и Бернар из Клерво, и остановился.
Помещение быстро заполнилось рыцарями, баронами, графами, бургомистрами, богатыми купцами и герцогами. После чего началась литургия. Юные певчие на латыни затянули славящую Христа песню, которая разнеслась под потолком обширного молельного зала. И эти голоса заставили всех присутствующих замолчать и подумать о спасении своей души, о жизни и смерти. Однако продолжалось это недолго. По команде Бернара Клервоского, которому германские священнослужители подчинялись, словно он сам папа римский, певчие смолкли. Король, видя это, исподлобья взглянул на наглого проповедника, который выступил вперёд, и подумал, что, судя по всему, цистерцианец опять начнёт проповедь о Крестовом походе и ему совсем не хочется выслушивать речь этого косноязычного франка, который не удосужился выучить немецкий.