– Готовы! – услышал я одного из варягов «Карателя».
Достав из ножен клинок, я повернулся к воротам и крикнул спешенным дружинникам Берладника:
– Открывайте!
Со скрипом большие створки распахнулись, и снаружи на них надавила толпа паникёров. Медлить было нельзя и, взбодрив своего жеребца окриком и ударом повода, я первым помчался на врага.
Удар! Конь отбрасывает в сторону тело германца, который раньше всех хотел попасть за стены, а затем ещё одного. По брусчатке разнёсся цокот множества подков, и наша конная лавина, на острие которой шла тяжёлая кавалерия, обрушилась на нестройную толпу католиков. Кричали люди, которых калечили лошади, звенела сталь, и мой меч опускался на головы ошалевших от страха крестоносцев. Позади варяги поджигали крайние, прилегающие к воротам дома и башню, но я этого не видел, и слух будто выключился. В полнейшей тишине я рубил и сёк врагов, выполнял кровавую работу и чувствовал эмоции идущих за мной воинов.
В какой-то миг противники неожиданно закончились. Наша конница оказалась в лагере крестоносцев, где всё было объято огнём, и тут слух вновь вернулся. Ржали разгорячённые и опьянённые запахом крови кони, которые рвались продолжить свою бешеную скачку, а воины были готовы биться дальше. Я привстал на стременах и отметил, что все всадники вроде здесь. Конечно, ночью и в хаосе боя за всеми не уследишь. Однако дожидаться и выискивать отставших одиночек нельзя, ибо промедление подобно смерти, поэтому продолжаем движение.
– Гойда!!! – отпуская повод, клинком я указал на скопившуюся перед нами вражескую конницу. – Кру-ши-и-и!!!
Спустя полминуты мы врубились в крестоносцев неизвестного отряда с разными гербами и знаками отличия. Кто наш противник, непонятно, но это и не важно, наверняка, сборный отряд, так что упорной схватки от них ждать не стоило. Вот если бы у германцев было в запасе ещё немного времени, тогда расклад иной, но мы им его не даём и потому буквально проламываем вражеский строй.
Взмах клинка – и голова противника в незастёгнутом шлеме слетает с плеч и катится под ноги лошадей. Рывок коня вперёд – и мелкая лошадка лёгкого кавалериста с дротиком в правой руке отлетает в сторону. Подъём на стременах. Чёткий косой удар слева направо – и Змиулан рассекает переносицу ещё одного крестоносца, не рыцаря, но вполне справного вояки в добротной кольчуге. Кто-то в глубине строя католических всадников, которых не меньше, чем нас, пытается руководить боем и что-то выкрикивает, но его никто не слушает. Крестоносцы уходят из-под удара, и над головой свистят стрелы чёрных клобуков. Их не видно на фоне тёмных небес, но посвист оперённой смерти слышен постоянно. Шир-р! Шир-р! Метательные снаряды вплетаются в шум битвы и попадают в людей. Дзинь-нь! Наконечник ударяется в металл, в кирасу или щит. Чпок-к! Железо впивается в податливую, мягкую человеческую плоть.
«Молодцы, чёрные клобуки! – машинально делаю я себе в голове зарубку. – Надо с ними задружить. Ой как надо, ибо их в Переяславском княжестве не менее десяти тысяч всадников, полный степной тумен с разделением на десятки и сотни. Правда, чтобы с ними серьёзные контакты установить, для начала необходимо наладить мосты дружбы с их куратором Изяславом Мстиславичем, слово которого для орды равнозначно закону. Впрочем, всё это потом».
С оттяжкой Змиулан прошёлся по спине ещё одного врага и врубился в позвоночник. Рывком я выдернул клинок на себя. Затем поднял коня на дыбы и обрушил меч на нового противника, непонятно как оказавшегося среди всадников пехотинца. Булат прошёлся по округлой каске, срезал католику ухо и вонзился в ключицу. Хруст костей – и человек падает. Где-то дальше слышен злой окрик немецкого командира:
– Держать строй! Выравняться! Заткните дыру! Они сейчас прорвутся!
«Поздно! – мысленно восклицаю я, продолжая бой. – Поздно! Нас уже не остановить и не задержать!»
Новый рывок к свободе и выходу из вражеского лагеря. Мощная грудь злого венедского жеребца из конюшен Никлота пробивает проход, и я его расширяю. Удар влево и вправо. Убил кого-то или нет, не знаю, но пару противников попятнал точно. Рядом появляются дружинники, с одной стороны бодричи, с другой – русичи. Рубка стихает, и отряд снова стягивается в кулак. Рядом небольшой взгорок, и, отдав приказ продолжать движение, я выехал на него.
Вид с высоты открывался великолепный. В Гамбурге разгорался пожар, который словно выплескивался за стены, а под городом горел вражеский лагерь, и в отсветах пламени виден заваленный трупами тракт. Германская конница была рассеяна, но вновь собиралась для рывка вслед за нами. Видать, имелись у крестоносцев грамотные командиры, которые не хотели нас отпустить, да и резерва у противника много. Это понятно, и потому нам бы только пять километров пройти, а там германцев притормозят.
Повернув коня на дорогу, я пристроился к общей колонне. Степняки и дружинники двигались вперемешку. Лошади были утомлены, и мы их не гнали. Немного времени в запасе есть, и потому психовать не стоит. Оторвёмся, отдохнём в лесах, а потом продолжим пакостить тем, кто желает гибели нашего государства и уничтожения славянской веры. Но это будет позже, а пока отступаем.
Наступило лето и армия католиков под общим командованием молодого герцога Генриха Льва, который вместе с личной дружиной, тамплиерами и многочисленными отрядами наёмников всё же прибыл в Гамбург, выступила в поход. Мы постоянно наблюдали за всеми передвижениями крестоносцев, и когда я впервые увидел вражеское войско в начале его пути, честное слово, моё сердце дрогнуло. Да и как остаться равнодушным, когда мимо тебя движется армада в сорок пять тысяч воинов? Поэтому, наблюдая за крестоносцами, стиснув зубы, я вёл подсчёт вражеских сил и старался быть спокоен.
Впереди армии Генриха, рядом с которым всегда находились опытные военачальники короля и воеводы его покойного батюшки Генриха Гордого, прочёсывая леса, шли сформированные из саксов, лужичан и древан отряды егерей. За ними двигалась лёгкая Вестфальская кавалерия и элитные рыцарские отряды под командой недобитков: Хартвига фон Штаде, Адольфа Шауэнбургского и Оттона Амменслебенского. Далее следовали войска самого Генриха Льва, которые подобно королевским воинам были разбиты на батальоны по пятьсот человек. За ними пылил огромный обоз с продовольствием и осадными орудиями, который охранялся дисциплинированным и отлично подготовленным городским ополчением из Гамбурга и Бремена. А замыкали всю эту орду разношёрстные отряды, в которых кого только не было: ополченцы и городские стражники из Миндена, Линдена, Вильдесхаузена, Оснабрюка и Мюнстера, наёмники из Фландрии и Фрисландии, в основном из Гронингена, Нордена, Утрехта, Брюгге, Гента, Лилля и Арраса, английские рыцари-добровольцы, коих возглавил некогда ограбленный мной второй граф Херефорд сэр Роджер Фиц-Миль, около двухсот тамплиеров и сильная группа цистерцианских монахов, отряды многих германских священнослужителей и сами святые отцы, среди которых особо выделялись хитрый бременский архиепископ Адальберт и аббат Вибальд Корвейский. Это всё основные силы. А помимо них было очень много бывших разбойников, кстати, тоже неплохих лесовиков, искателей приключений, которые имели желание обогатиться за чужой счёт, и путешествующих вместе с солдатами армейских шлюх и маркитантов.