Католики двигались быстро, в их рядах был порядок, ибо все слабаки и глупцы уже погибли в предыдущих сражениях и при штурме наших крепостей. А самые сильные и умелые бойцы по выучке мало чем уступали железным римским легионам и шли отряд за отрядом, сотня за сотней, полк за полком. Впереди и на флангах – егери, которые выискивали засады и ловушки. В авангарде – рыцари короля и наёмная пехота, то есть наиболее организованные воинские формирования крестоносцев. В центре – не очень большой обоз, несколько сотен тамплиеров и Бернар Клервоский да дружины имперских феодалов. А в арьергарде тащились все уцелевшие в течение этой долгой военной кампании фанатики и добровольцы из разных европейских стран.
За всем этим я наблюдал глазами сапсана, и хотя птице было трудно сосредоточиться, она слушалась меня. Так что рассмотреть врагов можно было относительно спокойно и без суеты.
Вот шитые золотом и серебром штандарты короля Конрада и он сам, суровый чернобородый рыцарь на мощном жеребце. Немного поодаль – Герман Шталек, Конрад Мейсенский, Генрих Лев и ещё несколько знатных имперских и французских феодалов, которые решили воевать под рукой германского государя, а не своего Людовика Седьмого. Над каждым аристократом развевается знамя с древним родовым гербом, и распознать их можно без всякого труда. Но все они меня не интересовали. Феодалы Священной Римской империи, так же как и франки, всего лишь воины и полководцы, которых можно победить в честном бою. Другое дело – Бернар Клервоский и его гвардейцы из особо набожных рыцарей и тамплиеров. От этих двуногих скотов неизвестно чего ожидать, и потому основное моё внимание было обращено на центр.
Я послал хищнику очередной приказ. Сапсан медленно снизился, его крылья поймали восходящие воздушные потоки. На какое-то время хищник замер на одной высоте, и я увидел того, кто послал против нас крестоносцев, худощавого мужчину-аскета в одежде цистерцианца, который шёл пешком. Лица не видно, оно скрыто капюшоном, и я подумал, что так и не разгляжу облик настоятеля Клерво. Но нет. Бернар, падла такая, словно почувствовал, что за ним наблюдают, поднял голову. Физиономия французского проповедника проявилась, как на ладони, и я его запомнил. Так что если нам придётся встретиться в месиве предстоящего сражения, то я не перепутаю аббата ни с кем. И только я так подумал, как обнаружил, что он пытается перехватить управление соколом. Как? Трудно объяснить, но выглядело это таким образом, словно от тела Бернара в небеса взметнулась невидимая обычным людям чёрная плеть. Однако я вовремя приподнял сапсана повыше, и плеть не достала птицу, а раздосадованный аббат Клерво что-то выкрикнул.
После этого один из рыцарей спрыгнул с коня с моментально заряженным арбалетом в руках. Наверняка это был кто-то из паладинов, о которых мне рассказывали витязи Святовида из сотни Доброги, неудачно охотившиеся на цистерцианского проповедника. И, запечатлев в памяти лицо рыцаря, я невольно вздрогнул, ибо на меня смотрел не человек, а какой-то зверь-мутант. На лице ожоги, страшного вида пятна и шрамы, во рту не хватало зубов, а взгляд колючий и злой. В общем, пренеприятный тип, который показался мне знакомым. Поэтому, присмотревшись к паладину внимательней, я понял, что не ошибся, действительно знаю его. Это был пленник, которого я отпустил в Верхней Саксонии, то ли Зальх, то ли Залем, то ли ещё как-то так.
Рыцарь выстрелил. Только попасть в птицу, которая висит почти в сотне метров над землёй из не очень хорошего арбалета практически невозможно. Арбалетный болт пролетел в нескольких метрах от сапсана, и я мысленно рассмеялся. Однако по команде Бернара и другие рыцари схватились за арбалеты, а помимо этого к цистерианскому аббату поспешили лучники, которые могли задеть сокола, и я решил, что полетал достаточно. Войско врагов разглядел, убедился, что наши разведчики правы относительно численности крестоносцев, и этого хватит.
Велев пернатому хищнику возвращаться в деревушку под Волегощем, где находился мой отряд, я проследил, как сапсан развернулся и полетел туда, где его ожидало вкусное мясное угощение, и разорвал нашу с ним связь.
Я встряхнулся, открыл глаза и встал. В приютившей меня избушке, наполовину врытой в землю, не было никого, ибо утро, все воины заняты своими делами. Гостей тоже нет, так что можно спокойно переосмыслить всё, что я только что увидел.
Я сел за грубо сколоченный стол подле затухающей железной жаровни, в которой тлели древесные уголья. Дыма от огня почти не было, хотя проветривать помещение следовало постоянно, но только днём, поскольку на ночь мы топили очаг. Прежние хозяева давно перебрались подальше от намечающихся в нескольких верстах от Волегоща боевых действий, и теперь здесь квартировали офицеры моей дружины и я собственной персоной.
Итак, что же происходит и что мы имеем в итоге?
Крестоносцы наступают, а мы ждём их на заранее подготовленных позициях. Врагов около двадцати восьми тысяч, а нас – семнадцать. Позади нашей армии набитый беженцами город и шесть тысяч ополченцев из лучших мастеров Венедии, последний резерв, который прикроет женщин и детей. Между нами и католиками – небольшая речушка, причём мы находимся на более высоком правом берегу. Если противник не сбавит скорость марша, то окажется перед нами, по моим прикидкам, примерно в три часа дня. Естественно, крестоносцы рассчитывают, что мы станем отсиживаться за укреплениями, земляными валами, которые покрыты обледеневшим панцирем, но противник нас недооценивает. Как только усталые после тяжелого марша враги начнут разбивать лагерь, мы сами пойдём в атаку. Это, конечно, наглость. Однако шансы на успех имеются, тем более что в тылу противника, как водится, имеются наши отряды, сколько точно, не знаю, но не менее пятнадцати сотен клинков.
Конечно, можно остаться на месте. Но есть одно но. Подходов к Волегощу много, и мы не можем перекрыть все, а значит, враги имеют возможность прорваться, народ-то в войске католиков опытный. Нам это не подходит, вот и хотят князья попробовать одолеть захватчиков в вечернем бою. Опять же, если отсиживаться, со стороны Дымино могут подтянуться армии французского короля Людовика и германского герцога Альбрехта Медведя, и тогда шансов на наш успех не останется совсем.
В общем, придётся драться, а дальше – как пойдёт. Завяжется битва для нас хорошо, тогда к передовым отрядам подтянутся резервы и разовьют успех. Ну а нет, в таком случае варяги и княжеские дружинники, которые пойдут на острие атаки, оттянутся назад под прикрытие метательных машин и стрелков. Что же касается моего отряда, то дружину разбивают на части, таково решение вождей, и я с этим согласился. Раз делаем общее дело, то партизанщина отменяется. Поэтому пехота войдёт во вторую волну поддержки ударного кулака, а конница будет использоваться для флангового манёвра.
Впрочем, окончательное решение будет принято в полдень, когда станет ясно, с какой скоростью двигаются крестоносцы и где они намерены расположить свой лагерь. Так что пара часов в запасе была, и я переключился на свои личные проблемы. Спрашивается, а какие у меня могут быть проблемы, если мои крестьяне и работники, семья и вароги находятся в Рароге? Да такие, что беспокоюсь я за них, ибо недавно получил от Нерейд очередную весточку и узнал, что не далее как седмицу назад в нашу бухту входили боевые датские корабли. Правда, викинги на берег не высаживались, но мне и так понятно, что даны проверяли нас на прочность и хотели посмотреть, как мы отреагируем. А что мы сейчас можем? Да почти ничего. Экипажи большинства патрульных кораблей под Волегощем, и викинги вот-вот решатся ударить нам в спину.