На сегодня Костя запланировал иное: очередного слизня, букашку – просто чтоб не пропадал хороший денек. Следующее просветление могло наступить и через пять часов, и через пятеро суток. Это единственное, что он не контролировал. Учитель географии включался и выключался самостоятельно, по каким-то внутренним законам, и Константину хотелось использовать с толком каждую отпущенную минуту.
На «Баррикадной» было людно. Проходя мимо зоопарка, Константин чуть не упал в обморок – свободное пространство справа занимало летнее кафе. Дымящийся мангал гипнотизировал пищеварительную систему, а та теребила нервную. Пальцы непроизвольно тянулись к пистолету.
Взяв себя в руки, Костя свернул к скромному, опрятному переулку. Домик довоенной постройки его интересовал куда больше, чем шашлык или томящиеся в вольере жирафы. Домик в переулке – это будущая галочка рядом с фамилией еще одного подонка. Если только у него хватит терпения. Если желудок не победит мозги.
Константин сел на скамейку и подвинул оставленную кем-то газету.
«МОСКВИЧИ ВЕРЯТ В ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ И МИЛИЦИЮ. А НАПРАСНО.» – интриговал крупный заголовок на первой полосе. Костя исподлобья посмотрел на выходящую из подъезда старушку и прочитал:
«Экономический кризис бьет не только по кошельку, но и по психике. Человек теряет работу, теряет сбережения, теряет надежду и, как следствие, теряет рассудок. Под душевнобольным мы обычно подразумеваем улыбающегося дебила, перепачканного манной кашей, но такое представление зачастую бывает ошибочно.
Вот один пример. Больной Е. в течение месяца наблюдался по поводу депрессии на почве финансовых затруднений. Избавив читателя от клинических подробностей, скажем, что расстройство Е. было тяжелым, но для окружающих безопасным. Теоретически. На практике вышло иначе. Во время одного из сеансов психотерапии Е. неожиданно пришел в ярость и убил лечащего врача В.М.Кочергина, после чего нанес тяжкие телесные повреждения четверым санитарам и скрылся…».
Константин оторвался от текста и озадаченно покрутил головой. Потом нашел брошенную строку и проверил – действительно, «В.М.Кочергин». Уж не тот ли? Да ну! Мало в Москве этих «Вэ Эм Кочергиных»?
«О настоящем местонахождении Е. мы можем только догадываться. Обнаружив редкостную для помешанного сообразительность, он не появился ни дома, ни у друзей, ни на прежнем месте работы. Зато его видели рядом с тем домом, где произошло массовое убийство, потрясшее весь город…».
Константин поднял бровь и начал листать газету в поисках окончания статьи, когда заметил у подъезда новую фигуру.
Из дома вышел мужчина с «дипломатом», похожий на мелкого, но перспективного клерка. Точного возраста Костя не знал, но выглядел приговоренный лет на тридцать. Держался он уверенно, а симметричные бугры под белой футболкой указывали на хорошее физическое развитие.
Драться не будем, решил Константин.
Он аккуратно сложил газету и, незаметно поправив в пиджаке спицу, пошел за клерком. Спортивный, подтянутый, деловитый. Вот и там тоже: тренажеры, бассейн, сауна. Иногда в Кремль – это если продвинуть своего человечка, или «заказать» прокуратуре чужого. Сам никого не расстреливал, даже приказов не отдавал – потому, что хватало одного намека. Но это там. А здесь пожалуйста: весь на виду.
Клерк встал у автобусной остановки и торжественно поднес руку к лицу. Это он на часы так смотрел. Надо же, судьба другая, а привычки прежние. Порода аж из ноздрей лезет.
Костя расположился чуть сзади. Народ подходил медленно, но автобуса не было долго, и на остановке постепенно собралась небольшая кучка. Только б не «Икарус». Он, зараза, просторный.
К тротуару подъехал бордовый «Лиаз», и Костя, воздав хвалу небесам, бросил взгляд на клерка: сядет или нет. Тот выставил кейс вперед и затолкался у входа. Подсадил сначала бабку в деревенском платке, потом веселого деда с орденскими планками и, когда места почти не осталось, вскочил на высокую ступеньку сам. Константин испугался, что опоздал, но люди утрамбовались, и он кое-как втиснулся. Клерк стоял справа. Неудобно.
На следующей остановке Костя вышел, выпустил пассажиров и снова зашел. Теперь они с клерком оказались на задней площадке. Особой давки не было, но тела стояли достаточно плотно. В открытые окна залетал умеренный ветерок, и все, что находилось выше пояса, не потело.
Константин сделал вид, что пробирается к компостеру, и на полшага приблизился к бугристой футболке. А больше и не надо.
Дождавшись, пока автобус не качнется, он, якобы отряхиваясь, повел левой ладонью и вытянул из лацкана велосипедную спицу. Тонкая стальная трубка была срезана под угол на манер иглы от шприца, и по остроте нисколько ей не уступала.
– Молодой человек, – Костя вежливо тронул клерка за плечо. – Я к вам обращаюсь.
– Да?
На него пахнуло здоровым свежим дыханием и слегка – приятным парфюмом. В форме себя держит. Умница.
– Передайте талончик.
Клерк с неудовольствием перехватил «дипломат» и сложил пальцы щепоткой.
– Где талончик-то?
– Именем Народного Ополчения, – беззвучно произнес Константин, сгибая руку.
Спица, мягко щелкнув, проткнула кожу и прошла по диагонали от солнечного сплетения к сердцу. Клерк раскрыл рот, но вздохнуть не смог – вместе с сердцем были проколоты и легкие. Он мгновенно побелел, покрылся испариной и начал оседать. На футболке пропечаталась маленькая капелька крови, похожая на пятно от вишневого сока.
– Мужчина, что вы налегаете? – По-украински растягивая слова, воскликнула дама в лосинах и куртке «Найк». – Мужчина! Не налегайте на меня! – Она прижалась к вертикальной стойке, и клерк, потеряв опору, свалился на пол.
– Плохо… плохо… ему плохо!.. – Тут же понеслось со всех сторон.
– Разойдитесь, дайте ему воздух!..
– Куда я разойдусь? Окна, окна шире!..
В салоне закипела какая-то бессмысленная деятельность. Наконец, весть о случившемся достигла водителя, и он, остановив автобус на полдороге, открыл двери. Клерка вынесли и устроили на газоне, в тени дерева. Его обмахивали журналами, прыскали на лоб теплым спрайтом, хлопали по щекам и – Косте стало жутко – делали массаж. Если спица прошла мимо сердца, и клерк не умер сразу, то забота бедовых спасателей убила его на все двести процентов. При каждом нажиме на грудную клетку острие под ребрами изгибалось и разрывало плоть.
Костя для порядка побродил вокруг и присоединился к тем, кому было быстрее пешком. Настроение неожиданно испортилось. Из памяти все не выходила та бабка, которой клерк помог подняться. На ее темном лице блестела слезинка – почему-то только одна.
Адреналин понемногу рассосался, и Косте с новой силой захотелось есть. Словно в издевку, павильоны и палатки стали попадаться все чаще – переулок выходил на Садовое Кольцо. Пистолет за поясом засвербел и налился отвагой.