Петр поднял пульт и снова сделал громче – Нуркин даже не сбился с ритма.
– Сегодня, в этот самый день, я подаю в суд! – Орал он. – На американского президента и на каждого американца в отдельности! Я подаю иск о защите чести и достоинства! За то, что меня ставят ниже Эйнштейна и Чаплина…
– Все, хватит, – не выдержал Костя. – Уже сюр какой-то пошел.
– Долго показывают, не прерывают. Значит, эфир оплачен. Итак, что у нас в активе? Удостоверение фээсбэшное. Квартира, тачка – все паленое, но недели две попользуемся. Еще?
– Есть у меня «Вальтер». Сомнительный, бандитский. И к нему сюрпризик под названием «Штайр», с оптическим прицелом, но лучше их не трогать. На них ведро кровищи, к тому же тайник давно не проверялся. В общем, кроме ножа – ничего. У Бориса оружия нет, зато денег должно быть прилично. И, не исключено, наркота. А еще точилка у него классная. На ней любой тесак можно в конфетку превратить.
– Я помню, ты увлекался. Сюрикенов себе наделал…
– Не сюрикены, а пилы дисковые. Они мне и тут пригодились.
– Значит, это ты? Маэстро мне рассказывал. И Немаляев про тебя тоже в курсе. Плоховато все это пахнет…
– Поясни.
– В аквариуме мы с тобой, Костя. Как золотые рыбки. Кто кого прикармливает, неясно.
– Поглядим…
Костя распахнул дверцы шкафа и перебрал одежду на вешалках. Шмотки были качественные, но затасканные. Видно, Борис настолько заболел идеей вторжения, что совершенно перестал за собой следить. В карманах пиджаков нашелся десяток мелких купюр. Константин сложил их горкой на столе и приступил к брюкам.
Петр обследовал кухню. Скромные сбережения Борис по-бабьи хранил к жестяной банке с крупой. Петр вытащил черный пакетик, но развернуть не успел – из комнаты неожиданно раздался стон.
– Тошнит меня, – бессильно опустившись на кровать, пожаловался Константин. – Голова, как воздушный шарик. Того и гляди, лопнет.
– Выпили-то символически.
– Не от водки, – с трудом выговорил он. – Паршиво мне, командир. Ты это… там у Бориса наручники валялись. В другой комнате. Пристегни-ка меня к батарее. Прошу. Да быстрей! Кажется, я… географ, падла, наружу лезет. Рот залепи, он верещать станет.
– Костя?.. Не сходи с ума!
– Давай, сотник. Я не обижусь. Лучше будет. Потом… потом все объясню…
Он на мгновение закатил глаза, а когда зрачки вернулись на место, это был уже не совсем он.
– Кто вы? – Взвизгнул Константин. – Опять я здесь! Зачем вы меня сюда притащили?
– Погоди, погоди, – смущенно улыбнулся Петр. – Ты в школе работаешь?
– Что вам надо? У меня нет денег. Где моя жена? Где Настя? Что вы с ней сделали?!
Он бросился к окну, но Петр настиг его ударом в затылок. Придержав тело, сотник прислонил его спиной к стене и пошел за наручниками. В этот момент на полу затренькал телефон. Петр потянулся к розетке, но увидев, что телефон с автоответчиком, присел рядом. Одновременно с пятым звонком раздался тихий щелчок, и голос с микрокассеты объявил:
– Это квартира Бориса Черных. Если вы не ошиблись номером, можете оставить свое сообщение, будет время – послушаю.
Аппарат коротко прогудел, и закрутилась вторая кассета. На том конце секунду помолчали, потом какая-то женщина позвала:
– Боря-а! Борюсик, возьми трубку. Ты же дома. Нет? Врешь, наверное… Борюсик, подтверждается! Представляешь? Вся твоя ахинея. Все сходится. Сегодня еще троих перекинутых привезли. Бред полностью совпадает. Симуляция исключена, им такой подробный допрос учинили, что никакие…
Время закончилось, и телефон отключился. Кассета встала, мигнула зеленая лампочка, затем что-то еще пискнуло, и аппарат замолк. Константин не шевелился. В наступившей тишине вновь заговорил Нуркин.
– Присоединяйтесь! У нас есть программа. Мы твердо знаем, чего хотим, и знаем, как этого добиться. Наш идеал – справедливость и равные возможности. Присоединяйтесь! Будьте с нами!
– Будем, будем, – заверил Петр, поднимаясь с пола.
Телевизор продолжал бормотать, но он уже не обращал внимания. Сотник разыскивал наручники – для единственного друга. Для первого бойца своего нового отряда. Наручники и пластырь, почти как в психушке. Такой уж в этом мире был порядок.
Узкий браслет натер запястье до крови, но Роговцев продолжал трясти наручниками. Второе кольцо было пристегнуто к стояку отопления, и он надеялся, что звон слышно на всех этажах.
– Эй! – Раздалось из соседней комнаты. – По зубам хочешь?
По зубам Роговцев не хотел. Он и так уже получил, о чем свидетельствовал привкус ржавчины во рту и слабая, но назойливая пульсация повыше подбородка.
– Отпусти меня, зверь! Нелюдь!.. Мучитель!.. Садист…
Зверь и садист появился в дверях, и Роговцев благоразумно умолк.
– Все синонимы назвал? – Спросил он, неторопливо очищая крупный апельсин. – Еще есть «изверг», «палач». Много всяких слов. Хочешь дольку?
Роговцев с отвращением замотал головой, и садист рассмеялся. Если б не перебитый нос, его можно было принять за нормального человека: универсально-короткая стрижка, не узкий лоб, добрые карие глаза… Встретишь такого на улице, и ведь не подумаешь, что бандит. Да так, кажется, и было. Где-то он его уже видел. Морда заурядная, незапоминающаяся, но вот переносица…
– На подоконнике скрепки лежат, – непонятно к чему сказал бандит. – Твоя дежурная куда-то завалилась. Новую разогнешь. А шуметь больше не надо.
Он шутливо бросил в Роговцева коркой и, громко чавкая, удалился. Роговцев встал на ноги и отодвинул занавеску. С высоты пятого или шестого этажа открывался вид на обычный московский двор.
К концу августа город устал бороться с жарой и как-то скис. Дома раскалились, деревья пропитались черной пылью, а земля под ними закаменела и разошлась глубокими трещинами. Люди жались в тень, словно прятались от дождя, и даже дети бродили по двору, как пенсионеры, – медленно и грузно.
Орать было бесполезно. В столице давно научились не слышать криков о помощи, да и садист в любом случае подоспеет быстрее. Оружия Роговцев у него не видел, но это совсем не утешало. При желании тот может и голыми руками…
Ребенок в песочнице неожиданно раздвоился, потом еще раз и еще, пока не смазался в черно-белую радугу. Дома вокруг зашатались, окно перед лицом запрыгало и завалилось набок. Роговцева потянуло в сторону, но его удержал наручник – стальное кольцо глухо вжикнуло по трубе и уперлось в тройник.
Костя обнаружил себя лежащим на полу. Дунул, отгоняя клубок пыли, чихнул и вытер левой ладонью лицо. Правая была… ах, да… Костя привычно глянул на подоконник – большой, его любимой скрепки не было, вместо нее лежала полная коробка новых.