– Сейчас окажется, что ничего, – нервно хохотнула Люда.
Корзун недовольно на нее покосился, потом с превосходством оглядел остальных.
– Да уж выведал, – веско произнес он. – Установку, или «Изделие» построили как альтернативу атомной бомбе, точнее – альтернативу проигрышу в ядерной войне… еще точнее – как версию абсолютного проигрыша. Попросту говоря, эта установка – генератор большой «китайской ничьи». Кстати, те, кто над ней работал, так ее и называли.
– «Китайская ничья?» – недоуменно переспросил Немаляев.
– Вот именно. В случае победы наиболее вероятного противника… или какого-нибудь еще, пусть и менее вероятного, Изделие должно было уничтожить все. Как минимум – всю планету, но поскольку в Советском Союзе подобные объекты строили с десятикратным запасом…
Людмила подавилась соком и, прокашлявшись, принялась отряхивать кофту.
– Дата постановки на боевое дежурство – второе января тысяча девятьсот пятидесятого года, – продолжал Корзун. – Принципиальное устройство интересует? Профессор Фаворский, работавший в группе Капицы… ну, собственно, он тогда был еще не профессором, а обычным политзеком… из третьей волны, послевоенной.
– Много лирики, – нахмурился Шибанов.
– Что-то я не соображу… – признался Борис. – Аппарат, вызывающий конец света? Ладно, допустим. Но какое он имеет отношение?..
– Год сходится, – обронил Мухин. – Пятидесятый.
– Но его же пока не включили. Если бы включили, то…
Корзун присел на подлокотник и тихо сказал:
– Изделие работает.
Люда хотела поставить стакан, но не донесла его до столика, и сок полетел прямо на юбку.
– Его включили, – промолвил Корзун. – Второго января тысяча девятьсот пятидесятого года. На холостом ходу, если можно так выразиться… Чтобы войти в штатный режим, Изделию требуется тридцать семь суток, поэтому его не глушат. Современная война – это война быстрая, и ждать целый месяц, пока оно снова запустится, невозможно.
– Изделие работает… – завороженно повторил Константин. – Давно уже работает… И мы все живем при конце света. Дайте мне выпить…
– И это еще вхолостую! – подчеркнул Ренат. – А если ее того?.. На полную катушку, а?!
– Я думал, конец света будет похож на какой-то салют, – сказал Петр. – А тут что-то вялотекущее…
– Оказывается, конец света похож на крушение Вавилонской башни, – печально ответил Борис.
– Да нет же, какой конец? – воскликнул Мухин. – Изделие работает вхолостую. Его еще не запустили… А пока я тут президент… – Он посветлел лицом и снял ненавистный галстук. – Вовик!..
– Виктор Иванович… это все брехня. Извините, конечно…
– Дурачок ты, Вовик. Как думаешь, в чьем ведении эта бандура? Минобороны? ФСБ? Совбез? О!.. хм… а почему я о ней не знаю?!
– Слушай, Матвей Степанович, – сказал Шибанов. – И ты, пятое колесо в телеге, взял и вот так запросто добыл эту информацию? У себя на складе?
– Не запросто, – ответил он с обидой. – Совсем даже не запросто! Начать с того, что меня чуть не угробили бандиты…
Корзун машинально потер запястья, но они были чистые, – на наручниках в ангаре он висел не здесь, или, вернее, висел не он. Тот, кого «чуть не угробили», в настоящий момент, надо думать, уже находился в морге.
– А можно подробней о твоих друзьях? – настойчиво произнес Шибанов. – Такая опасная информация существует только частями. Чтобы собрать ее воедино, нужно допросить человек сто, и не технарей с отвертками, а ведущих конструкторов. А сразу и всё знают лишь единицы. Между прочим, президент может и не знать, – добавил он специально для Мухина. – Незачем гражданским забивать голову такими секретами. Сегодня ты президент…
– Сегодня кент, а завтра мент! – вставил Ренат.
– …а завтра ты свободный человек, со всеми из тебя вытекающими… – закончил Шибанов.
Доводы были сугубо абстрактны, но звучали почему-то убедительно. В салоне возникла напряженная тишина, при этом Ренат невзначай отодвинулся от Корзуна подальше, а Петр наоборот пересел на соседнее кресло. Сам же Матвей остался невозмутим.
– Друзья у меня нормальные, не хуже ваших, – сказал он. – А ты, – он повернулся к Шибанову, – если такой умный, ответь мне на один вопрос.
– Ну?..
– Зачем мне врать?
– Да! – обрадовался Ренат. – Какой смысл?
Шибанов открыл рот и сделал рукой некое вводное движение, но возразить оказалось нечего.
– Я всего лишь поделился сомнениями, – буркнул он.
– Если я солгал, это скоро выяснится, – сказал Корзун. – Прибудем на место, вы удостоверитесь, что Изделия нет… – он нехорошо зыркнул на Шибанова. – И куда я потом от вас денусь? И зачем мне все это счастье? Я мог бы дома сидеть, с пивом у телевизора, и…
– Все, все. – Костя дружески потрепал его по плечу. – Не обижайся, он всех подозревает, работа у человека такая… Хотя в другом слое он надувал резиновые игрушки, и у него это неплохо получалось.
– Здесь он водопроводчик в жэке, и справляется неважно, – едко заметил Корзун.
Впереди хлопнула дверь – не просто хлопнула, а отлетела от стенки с дребезгом, – и в первом отсеке появился Сапер. С бутылочкой красного вина. Уже пьяный.
– А… кто?.. за рулем… – заикаясь, произнесла Людмила.
– Руля в самолете нет, – ответил он со значением. – Есть штурвал. Не боись, Люська, там автопилот. Ему без меня даже лучше. Слушайте, а нормальный портвешок в Аэрофлоте! Я посмотрел – целая коробка. А еще беленькая, и виски-миски всякие. Нескучно долетим!
– Тебя же, вроде, закодировали… – сказал Константин.
– Закодировали, да. Но они же не оболочку кодируют, а мозги. Мозги-то у меня чистенькие. А тело требует градуса.
– Этого мы не учли… – заметил Немаляев. – Ты тогда сразу выпей побольше, и баиньки. А к утру чтоб проспался.
– Ха, там и на утро хватит! – заявил Сапер.
– Я чувствовала, что не долетим… – пробормотала Люда. – Автопилот… он нас посадить сможет?
– Теоретически, – мрачно сказал Вовик. – При идеальных условиях. Которых на Дальнем Востоке не бывает никогда.
– Дядя?..
– Не переживай, посадим как-нибудь, – ответил Немаляев.
Люду это не удовлетворило. Она рассеянно потерла залитую соком юбку и, поднявшись, пошла в туалет.
У Виктора почему-то застучало сердце. Секунду или две он созерцал свои ногти, еще столько же наматывал на палец снятый галстук. Когда Людмила уже скрылась за перегородкой, он не выдержал и рванулся из кресла.
Дверцу Люда не закрыла.
Шерстяная юбка была длинной и узкой – чтобы подол достал до раковины, его пришлось задрать выше колена.