Женя собралась присесть, но Виктор ее остановил и, достав носовой платок, смел с лавки пыль. Девушка даже растерялась. «Она мною восхищена,” – сказал себе Мухин.
Минут десять болтали о кино. Виктор извлекал из памяти подростка местные премьеры, в основном – на военно-патриотическую тему, и доказывал Жене, что западный кинематограф, в отличие от музыки, давно погиб. Текст из Мухина так и пер – и все не какой-нибудь, а высокоинтеллектуальный, с развернутыми цитатами. Виктор чувствовал, что еще немного, и девушка попросится замуж, поэтому, когда на площади появились трое угрюмых парней, он не смог сдержать улыбки. После гибкости ума было бы уместно продемонстрировать силу тела – и можно вести Женечку к широкой родительской постели.
Парням было лет по пятнадцать, типичная шпана: слегка приблатненная, слегка нетрезвая, как всегда без денег и с диким самомнением. Они по-хозяйски оглядели лавочки и направились прямо к Мухину.
Виктор загодя встал – ничего, от него не убудет. Ясно же, что им не время надо узнать, и не библиотеку найти Некрасовскую. Они этого и не скрывали, наоборот, еще метров за десять набычились и оттопырили локти – якобы у них там мышцы и все такое…
Мухин посмотрел на свой впалый живот и неожиданно вспомнил, что джинсы с передним карманом он одел не случайно – там была хоккейная «ракушка». И еще он понял, что он не справится. Ребята были подвижные, коренастые, с богатым опытом дворовых разборок, а он… Он был натуральный ботаник. И даже если они предложат драться по-честному, один на один, – он все равно проиграет. Убить его, конечно, не убьют, но мордой по газону повозят. Прощай, Женечка… И острые груди, и дрожащие пальчики – прощайте тоже. Рано тебе, Витюша, насчет женщин соображать. Сиди дома, учи уроки…
Подойдя к пенсионерке, Мухин извинился и забрал у нее недопитую бутылку. Затем выплеснул остатки «тархуна» на асфальт и, взяв бутылку за горлышко, расколол ее о чугунную ножку скамейки. Едва ли это могло что-то изменить, но Женю он, по крайней мере, отдаст не задаром.
– А ты герой, – молвила девушка. Она раскрыла сумку и, бросив тетрадки на лавочку, вытащила тонкую никелированную цепь. – Свое надо иметь, – назидательно сказала она.
Женя встала рядом и просунула руку в широкую кожаную петлю. К другому концу полуметровой цепочки был припаян крупный рыболовный тройник. Каленая «кошка», отливая черным, болталась у самой земли. Виктор заметил, что девушка специально чуть покачивает кистью, – так было гораздо страшнее.
– Прямо «Колодец и маятник», – проговорил он.
– Ты читаешь По?..
Хмыкнув, она сделала шаг в сторону и крутанула цепь. Крючки размылись в воздухе и, завершив круг, снова повисли возле ее правой ноги – теперь на них были наколоты листья. Нижняя ветка стоящего сзади дерева возмущенно зашелестела. Если б «кошка» достала чье-нибудь лицо, вместо листьев на тройнике оказались бы глаза и щеки.
Хулиганы остановились, как бы припоминая, чего они, собственно, хотели. По сравнению с парой, угрожающей цепью и «розочкой», они выглядели даже и не совсем хулиганами.
– А вы не подскажете, который час? – глумливо поинтересовался один из парней.
– Половина второго, – с приторной учтивостью ответила Женя.
– Премного благодарен…
Троица переглянулась и нарочито медленно двинулись к цыганам.
– Выигранный бой… – тихо сказала девушка. – Мухин, ты, кажется, мороженое обещал.
Виктор по инерции кивнул и только потом спохватился – фамилии-то своей он не называл. Подойдя к урне, он бросил в нее отбитое горлышко и взял с лавки тетрадь. Первая страница под коленкоровой обложкой была аккуратно подписана:
«История античной литературы.
Немаляева Людмила».
– Фраернулся ты, Витенька…
– С «Макдональдсом»? Согласен.
– Эдгара По здесь запретили еще в восемьдесят втором, а Павича вообще не переводили, как идеологически незрелого. Я ж все-таки немножко филолог.
Мухин озадаченно посмотрел на девушку. Некоторое сходство с Людмилой найти было можно – но только если искать специально.
– Почему ты Женей представилась?
– Для разнообразия, – насмешливо проговорила она. – А скажи-ка, друг, чего ты от меня хотел?
– Так, познакомиться…
– А потом?
– Думаешь, я за четыре часа надеялся тебя соблазнить?
– Думаю, да, – ответила она. – В читальном зале что делал? Небось, для школьного кружка выписывал?
– В ЖЭКе кружок, – буркнул Мухин. – В школе сейчас каникулы.
– Родители загнали? – спросила Люда с нескрываемым удовольствием.
– Ага…
Маленький табор на дальней лавке заголосил, но смирно и совсем не громко. Трое парней что-то достали из карманов, и старая цыганка с объемным, как воздушный шар, задом протянула им сложенную купюру.
– Так, ну где мое мороженое? – сказала Люда.
– Пойду лучше водки возьму…
– Посмотри на себя! Ты же ребенок!
– «Ребенок»! – сварливо произнес Виктор. – Тебе самой-то сколько?
– Женщинам таких вопросов не задают.
– А ты точно женщина?
– Ну и хамло!.. – сказала она, убирая цепь в сумочку. – Семнадцать. А тебе?
– Четырнадцать с половиной.
– Засранец мелкий… – улыбнулась Люда.
Мухин перепрыгнул через кованую ограду и подал ей руку. Она грациозно перешагнула, при этом джинсы на ее бедрах натянулись еще сильней, и Виктор жадно сглотнул. Перебежав через дорогу, он зашел в «Кавказские вина». Людмила его сопровождать категорически отказалась.
Вместо вин, кавказских или каких-то еще, на прилавках стояла одна только водка – «Пшеничная», с алюминиевой кепочкой. Мухин отсчитал пять рублей тридцать копеек и направился к кассе, но продавщица гаркнула:
– Ты что, малец, магазин перепутал?
– Я тебе не малец, ясно? – проскрежетал он.
– Иди, иди. Мама за кефиром послала, а ты проказничать!
Виктор поиграл желваками и выкатился на улицу. Людмила даже не стала спрашивать, все было ясно и так. Мухин понял, что внутренне она над ним потешается.
Приметив краснолицего дядьку в затрапезном пиджаке и белой сетчатой шляпе, он дождался, пока тот не подойдет ближе, и окликнул:
– Мужик!.. Я тебе шесть рублей дам. Возьмешь мне «пшена». Сдачу – себе.
Дядька шмыгнул носом, проницательно посмотрел на Люду и сказал:
– Семь. Мне как раз на красненькое. Выпью за ваше здоровьичко…
Торговаться было несолидно, и Мухин молча вложил в грязную ладонь две зеленых, как баксы, трешки и металлический рубль с профилем Ильича. Спустя минуту он получил теплый пузырь и сунул его в пакет, к конспектам по Гоголю.