Ему было тяжело – гораздо тяжелей, чем Суке или Вику. У первого были хоть какие-то оправдания – стечение обстоятельств, приход Дури, обыкновенная невезуха. Второй, катаясь по заплеванному полу, верил, что неприятности у него временные.
У ботаника же не было ни того, ни другого – ни оправдания, ни надежды. Он сам позволил двум недобрым женщинам устроиться у него на шее и прекрасно понимал, что стряхнуть их оттуда уже не удастся. Виктор удивлялся тому беспросветному кошмару, в котором жил этот ботаник. Пока не сообразил, что ботаник – это он сам и есть.
– Робу арестантскую новую хоть дадут, или с покойника снимут? – поинтересовалась Светлана Николаевна.
– Мама, что ты говоришь! – всплеснула руками Настя. – Там все в спортивных костюмах ходят, я по телевизору видела. У Витюши есть хороший «Адидас», мы ему в прошлом году на Черкизовском рынке купили.
– Где «там»? – хмуро спросил Мухин.
– В тюрьме, Витенька, – охотно отозвалась теща.
– На зоне, – уточнила жена.
Бабы откровенно глумились, да так складно, будто репетировали заранее. Виктор уже хотел вступиться – не за себя, за долбаного ботаника, но в этот момент зазвонил телефон. Аппарат на длинном шнуре перенесли в коридор, на колченогий пристенный столик, ламинированный под какие-то ценные породы. Обрадовавшись поводу, Мухин вскочил и рванулся вон из кухни.
– Витя? – сказали в трубке.
– Да, я.
– Здравствуй, Витя. Это Борис.
– Как… какой Борис? – растерялся Мухин. – Ты?! Как ты меня нашел?
– Ох, Настенька, опять у него что-то сомнительное, – подала голос теща. – Чует мое сердце, быть беде.
Виктор демонстративно развернулся к ним спиной.
– Это проще, чем ты думаешь, – ответил Борис. – Сколько тебе здесь осталось?
Мухин взглянул на часы.
– Три с половиной. Я только пришел.
– Врет, врет… Ну врет же! – возмутилась Светлана Николаевна. – Только пришел он, посмотрите! Он же никуда и не ходил сегодня.
– Мама, застегните пасть! – рявкнул Виктор.
– Что, семейные проблемы? – догадался Борис.
– О-о-о… – печально протянул он.
– Выскочить не желаешь? Погуляем, воздухом подышим.
– Да у меня планы были… Я ведь сюда не от хорошей жизни влез.
– Понимаю. Сан Саныч умер, – неожиданно сказал Борис.
– Как?!
– А что ты переполошился? Он уж не мальчик, пора ему – кое-где, потихоньку… Погоди, ты что подумал-то? Он здесь умер, здесь. Там, у вас, пока вроде тьфу-тьфу… Там он бодренький.
Мухин с облегчением вздохнул.
– Когда это случилось?
– Сегодня похороны, Витя. Сходим, помянем старика. Поговорим заодно.
– Хорошо, Борис. Где и во сколько?
– Поняла? – вякнула теща. – Теперь и Борис какой-то завелся. Подведет нас под монастырь…
Виктор положил трубку и внимательно посмотрел на женщин. Отобрав из жаргонов порнушника и наркодилера слова наиболее проникновенные, он уже собрался выдать тираду, но, постояв с минуту, раздумал и пошел в спальню. Бисер перед свиньями пусть мечут сами свиньи.
Распахнув скрипучую дверцу гардероба, Мухин приподнял стопку твердых пододеяльников и достал из-под нее старое тертое портмоне.
– Куда?! Не тронь! – взвизгнула, влетая в комнату, супруга.
– Что, за деньгами полез? – угадала на кухне Светлана Николаевна. – Вот так, Настенька…
– Чего ты орешь? – сказал Виктор. – Я же не все возьму.
– Ничего не возьмешь! – заявила жена.
– Ты уверена?
– Оставь деньги, – прошипела Настя и отвратительно сузила глаза.
Видимо, на ботаника этот прием действовал. На ботаника, но не на Мухина.
– Я тебе запрещаю, – жестко сказала она.
– Что-о?! Ты – мне?.. Запрещаешь?..
– Повезло с зятьком… – не утерпела Светлана Николаевна. – А я предупреждала!
Виктор открыл портмоне и вытащил из обоих кармашков две пачки банкнот. Настя решительно шагнула вперед, но он выставил указательный палец, и она остановилась – даже не понимая, почему. Наверное, что-то было в его взгляде – непривычное, незнакомое. Не от ботаника.
– Замри тварь, хуже будет, – сказал он. – И ты тоже, слышь?
Отщипнув от пачки на глазок, Мухин сунул деньги в карман, остальное широко рассыпал по полу и пошел на кухню за сигаретами.
– Слышь, нет? – снова обратился он к теще. – Иди, Настя там бабки уронила. Собирайте, вам же нравится.
– Вот, ты какой… – трагически произнесла она. – С двойным дном человечек.
– Я не «человечек», – выдавил Виктор, медленно склоняясь над Светланой Николаевной.
Его вторая мама была седенькой и худенькой, как воробушек, с маленьким сморщенным личиком и тонкой шейкой. Мухин мог бы переломить ее двумя пальцами, и сейчас ему этого хотелось. Кажется, теща уловила его колебания и сжалась так, что стала слишком мелкой даже для воробья.
– Мама, запомните: я не «человечек». Я Витя Мухин.
– Что ты, что ты, Витя… – испуганно залебезила теща. – Я вообще в чужие дела не лезу… В ваши семейные… Пожалуйста! Ты мужчина, тебе и решать…
Он одобрительно кивнул и, дойдя до прихожей, объявил:
– Вернусь вечером. Чтоб никаких мне вопросов! Встретить радушно, на столе – праздничный обед: мясо, два салата, водка.
– А что за праздник, Витюша? – спросила жена.
– Сама придумаешь.
Покинув квартиру, он повернул ключ на два оборота и прислушался. Внутри тут же возобновился монолог:
– Предупреждала я тебя, дурища! Звони в милицию немедленно! Ты телефон его следователя не потеряла? Вот и звони. Звони и не спорь! Пусть этого бандита за решетку сажают, а то ишь, отпустили! Добренькие за наш счет! Нечего ему тут… Ведь в любую минуту удавить может, бандюга!
– Совершенно верно, Светлана Николаевна! – крикнул Виктор через дверь. – В любую минуту!
Не услышав в ответ ни звука, он щелкнул пальцами и, пританцовывая, направился к лифту.
Сан Саныча хоронили на Новодевичьем. Когда Борис сказал об этом по телефону, Мухин сразу не сообразил, что человека простого в центре Москвы не закопают. Потом ему и вовсе было не до того – мысли перескакивали то на тещу, то на Матвея Корзуна. И лишь увидев на набережной длинную вереницу «Ауди», «БМВ» и «Мерседесов», Виктор осознал, куда он приехал.
Инспектор остановил встречное движение, и кортеж свернул в сторону кладбища. Первым шел огромный черный катафалк на базе «Линкольна». За ним Виктор насчитал двадцать два автомобиля, все – иномарки. Машины, как и подобает, еле тащились, но обгонять их он не посмел и скромно пристроился на своей «девятке» в самом хвосте. Проезжая перекресток последним, он обратил внимание, что на руке у инспектора надета черная повязка. Мухин невольно подумал, как бы он хотел быть преданным земле, – с почестями или без. И неожиданно для себя понял, что ему на это наплевать.