– Любой сделает, – заверил Шибанов.
– Не-ет, извините. Здесь не тот накал. У нашего человечка жажда жизни на порядок поднимется. Человечек-то за линией смерти побывал, богом себя почувствовал, он лучше других знает, что это такое, когда все кончается. Когда ты просто перестаешь существовать. И служить он будет… ох, как он будет служить! Идеальный раб из него получится. И-де-аль-ный! Так что насчет общих с Макаровым целей я бы выводов не делал. Если мы ему ничего лишнего не приписали, то в его интересах как раз ускорить все эти миграции. Чем больше прорывов, тем больше перекинутых покидает основную оболочку и осознает себя. Тем проще Макарову их искать.
– Борис, а ты почему этого не делаешь? – спросила Люда. – Ты же это можешь?
– Что могу? Искать? Сгребать, как бульдозер в один слой? Ну, могу… Да я никогда к этому не стремился. Мне не нужен миллион перекинутых. Зачем он мне?.. Мне помощников толковых… вот вроде вас. А миллион… ни к чему это.
– Значит, мы его не устраиваем главным образом тем, что хотим миграцию остановить. И если Макаров разыщет Установку первым, он будет охранять ее, как маму.
– А я не понял чего-то… – проронил Ренат. – Петруша, о чем они толкуют? Мы что, на свой план уже забили?! Как же наш с тобой анархический батальон?..
– Батальон?! – изумился Сапер. – И большой у тебя, Петя, батальон?
– Я и Ренат. Остальных вытеснило, раскидало…
– А слой ваш насколько готов? – спросил Костя. – И ваш анархичссский проект…
– У тебя есть что-то лучше?.. Все туда и пойдем, если эта Установка не найдется. Да и не верю я в нее…
Порядок окончательно сбился, и никто уже не помнил, чья сейчас очередь говорить. Энтузиазм куда-то выветрился, осталось лишь понимание, что время уходит, а вместе с ним уходят и возможности. Оно, время, почему-то упорно держалось на стороне Макарова.
– Вообще, в идее все разрушить тоже что-то есть… – задумчиво произнес Борис. – Разрушить все, что можно… И когда нагрянет миграция, рушиться будет уже нечему… Н-да… вариантик.
Это прозвучало как намек хирурга – не лишающий надежды, однако вполне внятный.
Спорить никто не стал. На фоне очевидных успехов Макарова планы Петра выглядели наивно. Создать в отдельном слое бардак настолько совершенный, чтобы массовая миграция уже ничего в нем не изменила, теоретически было возможно, но сильно смахивало на агонию. Хотя агонией называют совсем другое… Когда люди борются за жизнь, это зовется как-то иначе, как-то благородно… Вот только слова этого никто не вспомнил.
Константин поставил пустую бутылку на пол, и этот звук словно бы подвел черту.
– Мозгоштурм удался на славу, – заключил Ренат. – Макаров крут, как гора Эверест, а мы все скоро сдохнем. Или в рабы к нему запишемся… Я люблю-у-у те-ебя жи-и-изнь… – гнусаво пропел он, поднимаясь. – Лучше б мы и не знали ничего…
– Витя, – сказал Борис, – ты сейчас не очень занят?
– Чем я могу быть занят? – недоуменно произнес Мухин.
– Ты, Людмила?..
– Что ты хочешь, Боря?
– Дельце одно есть. Ты навыки шпионские не все еще потерял? – обратился он к Шибанову. – Там у меня в подвале техники сидят. Должны скоро закончить. Примешь у них системку?
– Охранную? Чего ж не принять…
– Вот и славно… Людмила, держи, – Борис протянул ей две голубых таблетки и, взяв из Костиной коробки бутылку, варварски открыл ее о спинку стула.
– Что это? – спросила Люда.
– Ты такие уже пробовала, – догадался Виктор.
– Это те самые?! О, господи… Зачем?
– Пойдем к нашему физику, – ответил Борис. – Заждался человек, нехорошо.
– А, так мы за Корзуном? Подождет, – сказал Мухин. – Мы еще не все прояснили.
– Нет, Витя, ждать он не может. Его с минуты на минуту убивать начнут.
Услышав это, Люда тут же кинула таблетки в рот и запила пивом.
– Я могу там чем-нибудь помочь? – спросил Сапер.
– Вряд ли. В том слое ты, кажется, визажист.
– И хороший? – поинтересовалась Людмила. – При случае зайду.
– Лучше не надо, – ухмыльнулся Борис. – Он в морге работает.
– А я кто? – подал голос Ренат.
– Вы с Петей там уже были. Ребят моих на Минском шоссе постреляли. Уроды… Про вас ничего не знаю, – сказал он Косте и Шибанову. – А вы, Сан Саныч… извините…
Немаляев пощипал бровь и равнодушно махнул рукой.
– Все там будем…
Склады у «Водного стадиона» начинались от самого метро и уходили куда-то в сырую глушь. Ангары из оцинкованного железа составляли целые кварталы – без светофоров и тротуаров, без привычных продуктовых павильонов и даже без рекламы. Изредка на перекрестках встречались разбухшие листы оргалита с расписаниями, вроде:
«ВТ-ПТ: 06.00–22.30
СБ, ВС: 07.30–21.00
ПН – вых.».
Также попадались косо намалеванные стрелки, непонятной природы восклицательные знаки и всякие другие самостийные указатели. Людей на улицах не было, впрочем, назвать эти дебри улицами язык не поворачивался. Навстречу, разбрызгивая лужи, то и дело пролетал какой-нибудь грузовик, чаще – «Газель» или «Соболь», и вскоре «Сааб» оказался заляпан по самую крышу. Словив на лобовое стекло очередной плевок жидкой грязи, Борис включил дворники и сонно произнес:
– Внимательней смотрите… Пятьдесят четвертый корпус по линии «Г».
– Кто у нас милиция? – спросила Люда.
– Я замминистра, а не опер. Вообще-то, здесь «наложка» ориентироваться должна. И бандиты, – добавил Борис, глянув в зеркало.
Людмила на заднем сидении выпустила ему в затылок длинную струю дыма.
– Игла тоже по трущобам не лазила, – сказала она гордо.
– Зато теперь… – хмыкнул Борис. – Закончились твои кабаки, Людочка. Квартирку-то в Бутове сняла? Пра-авильно… На дно, и поглубже. На самое донышко…
– Боря! – с упреком воскликнула она. – Ох, как все-таки мусарня людей меняет…
– За «мусарню» я тебе уши оборву. Или нет, лучше я тебя браткам твоим отдам. Они уж тогда сами займутся – и ушами, и еще чем…
– Мент… – буркнула Люда, нервно втыкая окурок в пепельницу.
Борис поднял голову к зеркалу и миролюбиво улыбнулся.
– Слушайте, а побыстрее?.. – не выдержал Виктор. – Пока тащимся, Корзуна как раз и убьют.
– Пока не убили, – ответил Борис. – Я бы обязательно почувствовал…
– Тут уже недалеко, – молвила Люда. – Через два перекрестка налево.
– Через три, – поправил Борис.