Брызги подскакивали вверх в неподвижном морозном воздухе и мгновенно превращались в лёгкие кристаллики льда, переливающиеся и сверкающие на солнце. Присмотревшись, даже можно было различить небольшую радугу. Я залюбовался этой зимней феерией. В этот момент сквозь радужный занавес ниже перекатов, где река выбегала на равнину, я различил фигуру человека. Он вышел из заиндевелых зарослей тростника и остановился на берегу. На человеке не было одежды. Он был абсолютно голый. Это был мужчина. Немного постояв неподвижно, он протянул руки к солнцу с обращёнными к нему ладонями. Издалека это напоминало какой-то языческий ритуал. Мужчина опустил руки и, спустившись к реке, нырнул в ледяную воду.
Спустя минуту, человек вышел из воды, растёр своё тело руками и, не торопясь, стал одеваться.
Я продолжал стоять на плотине и, чтобы скрыть своё любопытство, отстегнул лыжи и начал очищать их от снега, всё время продолжая наблюдать за зимним купанием человека.
Когда мужчина надел верхнюю одежду, я узнал в нём того самого незнакомца у костра. Та же тёмная куртка с капюшоном, длинные волосы, схваченные сзади в хвостик, окладистая борода. Велосипеда в этот раз я не заметил. Все остальные приметы совпадали. Сомнений не было – это был тот самый человек.
Видимо, когда он одевался, если не раньше, мужчина заметил меня. Должно быть, стоя на возвышенности, я, хорошо освещённый солнцем, был виден издалека. Хотя лица с такого расстояния нельзя было различить, но по тому, что незнакомец стоял обращённым в мою сторону, смело можно было предположить, что он обязательно должен был видеть меня. Поняв это, я более уверенно, чем в прошлый раз, поднял руку и помахал ему. Человек у реки, немного помедлив, ответил мне тем же.
В этот день наши дороги больше не пересеклись. Ситуация вновь повторилась. Я узнал новое об этом человеке и мысленно стал готовиться к третьей встрече – уж если случились первые две, то третьей не миновать.
Спустя неделю, я вновь оказался на роднике. В этот раз я специально отправился сюда ближе к сумеркам. У меня теплилась надежда снова встретить того незнакомца. Однако здесь никого не было. То место, где две недели назад полыхал костёр, теперь было занесено снегом и ничего не напоминало о той минувшей встрече. В подсознании понимая, что всё это мне не привиделось и не показалось, я прошёл на место костровища и ногой разгрёб снег. Из-под него показались чёрные угли от сгоревших веток.
Я подошёл ближе к берегу реки и увидел небольшую полынью. В неё было видно, как бежит вода, журчит и весело колышет серые водоросли, прицепившиеся к каменистому дну, невзирая на то, что над ними царит декабрь и господствует зимняя стужа.
Вид полыньи, свободной ото льда, меня навёл на мысль, что, должно быть, тот незнакомец и здесь принимал зимние ванны, для того и разложил свой костёр на берегу и терпеливо выжидал моего ухода.
«Он не только романтик, но ещё и морж», – подумал я с приятным чувством зависти.
Наполнив канистры водой, я ещё некоторое время стоял у родника в надежде встретить незнакомца. Но время шло, а его не было. Я снял рукавицу и опустил руку в проточную воду. Множество невидимых иголочек впилось в мою руку, сковав её судорогой. Вынув руку из ручья, я быстро растёр её и, сжав в кулак, засунул в карман куртки.
«Как же он не боится залазить нагишом в такую ледяную воду?» – подумал я. В тот вечер я так и не встретил этого человека ни на роднике, ни по дороге, ведущей к нему.
Прошла неделя, за ней другая. Незнакомец нигде не появлялся. Не то чтобы я о нём постоянно думал, но его образ засел в моё подсознание. Возможно, меня привлёк образ человека, ведущего несколько иной стиль жизни, испытывающий другие к ней отношения и получающий от неё такие ощущения, о которых не задумываются обычные люди, у которых на такие мелочи просто всегда не хватает времени.
Увидев где-то в городе, в толпе прохожих мужчину с бородой и волосами, убранными в хвостик, я оборачивался и пристально всматривался, а не тот ли это человек с берега реки, который купается в ледяной воде, после чего ночью греется у костра, а днём сохнет под лучами зимнего солнца? Оборачиваться на бородачей не стало для меня манией, скорее всего это превратилось в привычку.
Незаметно для себя я и сам постепенно превратился в бородача. Как-то отрастив в отпуске бороду по причине лени брить её каждый день, по выходе на работу не стал сбривать её. Я оставил бороду, придав ножницами ей аккуратную форму, и до сих пор не расстаюсь с ней. Кроме того, мои волосы часто стали превышать уровень средней длины, и при желании на затылке можно было их собрать в небольшой пучок.
И борода, и удлинённые волосы не стали для меня знаком подражания тому незнакомцу с реки. Просто со временем я понял, что мне так нравится выглядеть, что это мой обычный внешний вид, а не какой-то специально созданный имидж. Мне было так удобно.
Хочу уточнить, что «волосатым бородачом» я стал спустя несколько лет после той встречи на реке с незнакомцем. И стал я им, как уже было сказано выше, незаметно для самого себя, естественным путём. Незнакомца я с тех пор больше не видел. Его образ периодически появлялся в моей памяти как бы ненароком, случайно. Когда мне предстояло что-то сделать экстренное и важное: подняться на высоту, опуститься на глубину, спрыгнуть, пролететь, проползти либо просто сделать важный шаг или принять решение – перед глазами возникал образ человека у реки, освещённого пламенем костра, готового нырнуть в ледяную воду. «Он бы наверняка решился на это, – думал я про себя и завершал рассуждения мыслью. – А я чем хуже него?!» – и делал шаг вперёд.
Нет, я не подражал ему. Он не был моим кумиром в силу того, что я о нём ничего не знал. Да я и не старался его канонизировать. Человек у реки невольно стал для меня своеобразным мерилом решительности, которой мне всегда недоставало. Ставя его в пример себе, я сперва даже не осознавал, что это не он, а я принимаю решения, как поступить в той или иной ситуации.
Постепенно образ незнакомца стал стираться из моей памяти. Принятие решений я возлагал исключительно на себя уже без обращений за примером к тому человеку. По крайней мере, мне это так казалось. Но однажды на православный праздник Крещения Господня мне пришлось освежить свою память – в ней проявились прошлые воспоминания о незнакомце. При виде ныряющих людей в прорубь, я вспомнил человека у реки, вспомнил его обнажённую фигуру не заснеженном берегу, я вспомнил, как опускал свою руку в ледяную воду, а потом долго согревал её в кармане. «Важно не бояться холода, а бояться потерять веру в себя и свои силы», – подумал я и, перекрестившись, полез в прорубь. После троекратного погружения, я, наконец, ощутил то, чего раньше не испытывал, – поистине Божью благодать, лёгкость, блаженство, тепло, идущие изнутри, вместе с паром возносило меня над землёй в искрящемся морозном воздухе. «Почему я раньше не последовал примеру того незнакомца?» – задавался я вопросом и откуда-то свыше получал внутренний ответ: «Всему своё время!»
На исходе зимы, в Прощёное воскресение, я решил навестить своего давнего знакомого, мастера багетной мастерской, которого все называли дядей Геной. Он работал в мастерской при Доме художника. Заказы дядя Гена исполнял вовремя и качественно, за рамки для картин всегда брал приемлемую цену: студентам-художникам делал скидки, с богатых клиентов не стеснялся взять дороже. С ним всегда можно было поговорить о жизни, об искусстве, о политике. Он прекрасно разбирался в живописи, хотя сам не рисовал, зато с уважением относился к тем, кто брал в руки кисти и искренне пытался отобразить на холсте свой внутренний мир и впечатления жизни.