– Когда возьмем. А брать сегодня будем, ежели звезды удачно сложатся. – Оперативник ласково поскреб большим пальцем по одной из фотографий архива, на которой был изображен Максим и несколько криминальных авторитетов города из других группировок. – Не бойся, – улыбнулся он вдруг Никите. – Что обещал – сделаю. За такой подарок как не сделать, – улыбнулся он архиву.
– Обеспечьте охрану одному человеку, – твердо попросил Никита, коротко обрисовав ситуацию с Настей.
– Думаешь, у меня людей миллион? – проворчал оперативник. – Ладно, придумаю что-нибудь. – Кстати, ты в курсе, сегодня в «Милсдаре» переполох был? Мои ребятки, что Макса пасут, заметили, как он охрану усилил.
Никита пожал плечами. А оперативник продолжал, с интересом глядя на парня:
– Кое-кто на ухо шепнул прямо перед твоим приходом, что на Макса еще одно покушение планируется. Или планировалось, – даже как-то добродушно добавил он, изучающее глядя на Кларского.
– Я тут одну штуку интересную нашел, – сказал вдруг Никита и достал из рюкзака пачку сока со смертельной начинкой и пульт управления. – Утилизовать бы надо.
– Утилизуем, – понял все оперативник и с одобрительной улыбкой глянул на Ника и похлопал вдруг по плечу.
– Новый лист-то не испачкай. Не всем он дается, новый лист-то, – сказал мужчина на прощание. Никита только кивнул медленно, а после беспрепятственно покинул квартиру, сел в свою темно-синюю «Тойоту», газанул, словно сумасшедший, пролетел, не помня как, полгорода, чудом не попав в аварию, и помчался по загородной трассе. Все внутри его клокотало от радости – горькой злой радости. В крови кипел адреналин.
Неужели теперь он свободен?
Остановился он через несколько километров у высокого крутого обрыва над рекой. Выбрался из машины и по гравийной, хрустящей под ногами дорожке прошел к самому краю обрыва, с которого открывался красивый вид на царственную реку. Течение ее было плавным, неспешным, и казалось, что несколько лодок застыли в воде. Отсюда отлично был виден другой берег с его одно– и двухэтажными домами, крыши которых сверкали под солнцем, и казалось, что зеленый кусок бархата усыпан драгоценными камнями. Чуть дальше на востоке виднелись невысокие горы – не острые, а с закругленными мягкими вершинами, отсюда похожие на огромные темно-изумрудные холмы. А над всем этим безмолвно царствовало застывшее прохладно-голубое небо.
Сидя на нагретой земле, Никита понял вдруг, что улыбается – против собственной воли. Губы его все шире растягивались в улыбке, и в какой-то момент молодой человек почувствовал, что смеется: сначала тихо, как-то осторожно, а потом все громче и громче, веселее, как будто бы только что увидел невероятно забавный фильм.
Победа – он чувствовал победу.
Двойную победу.
Он смог сделать то, что планировал и обещал, но при этом остался верным своим принципам.
От облегчения и странной радости хотелось смеяться, и он не запрещал себе этого – полностью отдался чувствам, которые буквально вырвались у него из груди и заставили весело, по-мальчишески задорно хохотать, получая от этого небывалое удовольствие. Казалось, вместе с ним смеется и ставший более тихим ветер, гладящий его по волосам, перепутав их с невысокой сочной травой.
Благо в это время на обрыве, обычно многолюдном, никого не было, иначе бы Никита выглядел в глазах посторонних форменным клиническим идиотом. Лишь рассекал застывшую гладь воды белоснежный катер, создавая волны.
Насмеявшись – подобного у него никогда не было, Кларский понял, как сильно вымотан. Недолго думая, он лег прямо на траву, глядя на небо и замершие на нем облака с легкой улыбкой – которая тоже застыла. Но не на губах, вдруг пересохших и часто им облизываемых, а в прищуренных и немного слезившихся от яркого торжествующего солнца глазах. Нику давным-давно не было так хорошо и спокойно. Конечно, не все еще прошло так, как он задумал, но почему-то вечный скептик Ник сейчас явственно осознавал, что все будет так, как нужно, и ничего больше не помешает ему жить так, как он захочет.
Прошлое отступало прочь, назад, в туман, вместе со всей своей тяжестью, и камни, которые висели на душе, для его лет уже усталой и даже слегка помятой, как газетные черно-белые листы, в которых заворачивали хлеб, скатываются вниз. Они падают с крутого высокого обрыва и тонут в воде, которая с жадностью забирает их себе.
Никита не помнил, сколько он так лежал – несколько минут или больше часа: он просто наслаждался моментом, позволяя себе улыбаться и ни о чем не думать, расслабиться и подставить открытый лоб лучам солнца.
В себя парень более-менее пришел тогда, когда услышал множество веселых возбужденных голосов, какие бывают только на праздниках, а еще – смех и щелканье затвора фотоаппарата. Ник приподнялся на локтях, повернул голову на звуки и увидел приехавшую в это живописное место многолюдную шумную свадьбу. Толпа нарядных родственников всех возрастов, начиная от седенького бодренького дедушки лет восьмидесяти, заканчивая двумя непоседливыми мелкими детьми-дошкольниками, сопровождала важно вышагивающих жениха и невесту.
Одеты оба были странновато, по меркам Ника. Он – в черно-зеленый пиратский костюм, с повязкой на глазу и в шляпу-треуголку. Она – в короткое игривое белое платье и в длиннющую, легкую, блестящую на солнце, как стекловата, фату, которую придерживали две подружки, семенящие на каблуках следом за счастливой парочкой.
Позади семенили свидетель и свидетельница, слева от них бегал туда-сюда непоседливый оператор, а справа пытался сделать красивые снимки фотограф. При этом фотограф и оператор друг другу явно мешали, но в открытую конфронтацию не вступали, ограничиваясь злобными взглядами, взаимно бросаемыми друг на друга.
Никита, глядя на всю эту свадебную процессию, от которой за километры пахло шампанским и особым настроением, ухмыльнулся. На свадьбах он никогда не был, но они его забавляли.
– Жених и невеста, к обрыву! Да-да, вот так! Ближе друг к другу! Невеста, голову склони к плечу! Да не к своему! К жениховскому! Жених! Руку на талию невесте, подбородок вперед! Где улыбка? Ребята, улыбаемся! Счастливее улыбаемся! Ну что это за улыбка? У вас свадьба, как-никак! – командовал фотограф, утирая пот со лба. Он явно запарился снимать, впрочем, молодожены устали сниматься не меньше, правда, фотографа они слушались и делали все, что он говорим им.
– Кто-нибудь, уберите детей! Они в кадр лезут! – заорал фотограф, потешая своими воплями Никиту, который несколько заинтересовался действом. Мальчик и девочка, действительно, балуясь, подбегали к застывшей невесте и дергали ее то за короткую пышную юбку, то за фату.
– Так, а теперь свидетели! – орал фотограф. – Свидетели, дорогие мои, вставайте рядом с женихом и невестой! Свидетель, убери шампанское!
– Куда? – с глуповатой улыбкой пожал плечами уже несколько перебравший парень с бело-голубой лентой, перекинутой через грудь. Свидетельница решила щегольнуть – и ее лента была перевязана вокруг бедер, обтянутых коротким платьем, которое все время норовило задраться вверх. На это дивное зрелище засматривались почти все мужчины – кроме, наверное, жениха, дедушки и маленького мальчика.