…В вахтовом автобусе – на другой конец города, стоя плечом к плечу, вдыхая чужой вчерашний выхлоп, встречая рассеянные взгляды, дожимаешь в голове последние минуты постели.
Мелькнуло на входе знакомое, аристократически белое высокомерное лицо, с кичливыми выразительными губами под рубиновой помадой. Глаза произвольно тянутся – встречаются с ее затаенными глазами.
«Замужем и как будто счастлива? Тогда почему так непредсказуема? Недостаточно внимания или генетическая развращенность? Но как притягательно хороша!»
Автобус спрессовывался все больше, торможения освобождали пространство – объем казался безмерным. Как и всякое устремление, и это заканчивалось логическим концом. Привод дверей шикнул воздухом – в лицо после кислой атмосферы пахнуло сырой здоровой свежестью. Народ высыпался, как горох из бездонной посуды, и катился под горку к проходной завода. Замешкалась – чувствую, ждет и, действительно, обращается громко с отвлекающим внимание окружающих производственным вопросом. Когда приотстали – шепотом спрашивает:
– Скучал?
– Не скучал, а исстрадался, что греешь по ночам другого!
Тем же шепотом под маской безразличия:
– Хочешь, уйду?! Все… косятся.
Следом – в голос, для конспирации:
– Не забудь состыковать нормативы в нарядах.
И заспешила, догоняя толстушку сверловщицу, играючи ступая красивыми стройными ножками на высокой ярко-красной шпильке.
«Красное очень точно контрастирует ее сущность. Готова уйти, а тыл держит – скорее игра».
…Порыв ветра хлестнул дождем по звонкому железу подоконника, огромное стекло задрожало. Вернулась медсестра, собирая градусники:
– Ты вся мокрая, тебе нехорошо?
– Перехватило, теперь полегче…
– Наберись мужества. Как участится – позовешь, отведем на стол. Уже скоро. Отвлекись, думай о хорошем, я скоро вернусь.
«…Интересно, существуют ли люди, у которых на поприще семьи все идеально гладко?»
Пронесся мимо шальной велосипедист, захлестнув тугой петлей воздуха тяжелые мысли. В просвет белых балясин ограды разгулявшийся ветер кидал черные волны. Пернатые взъерошенными шариками застыли в искусственной заводи. «Неспокойная им предстоит ночь».
Ветер в спину прибавляет шаг. Вот и знакомые кварталы – под прикрытием домов тише. Окна светятся экранами телевизоров и вечерним уютом. Белесые ветви платанов-аборигенов зябко застыли в судорожном ожидании лучших времен. Впереди очередная ночь вопросов без ответов, ночь вращения за собственным хвостом.
…Утреннее распределение по объектам требует оперативных решений. Ремонтники высокой квалификации с надеждой смотрят на тебя. Только стабильно высокий заработок может сохранить мощный костяк бригад. Каждодневный риск. И сегодня он на своем очередном пике. Успокаивает одно – победителей не судят.
Надрывающийся морской свежак гонит пенные барашки – бухта кипит. Двадцать пар глаз: одних – молодых острых, жаждущих сатисфакции, и других – слезящихся возрастной поволокой от вчерашнего излишества, ждут твоего начала. На рейде громада аварийного танкера в смерчах морской пыли – тоже ждет.
«Колеблющихся нет!? Сейчас ты один можешь перечеркнуть или озарить будущее».
Капитан катера Андреев, бывший старпом субмарины – опытный судоводитель, кроет изощренным матом весь белый свет, на свое настоящее и будущее, грозясь повернуть назад. И было совершенно непонятно, кто виноват больше: ты, непогода или его проклятая судьба. Через взлеты над пучиной моря и падения в нее стена танкера все вырастала. И вот огромная отвесная черная конструкция с подтеками ржавчины укрыла от непогоды.
…Глубоким вечером, на исходе дня, глотали опять вместо бравурных тостов, морскую соль на обратных галсах катера. Капитан с большей надеждой, слегка подшофе, орал в голос:
«Врагу не сдается наш гордый «Варяг»», – под аккомпанемент надрывно скрипящих переборок.
…Стол белел утренней бумагой с быстрыми закорючками ремонтного плана. В вытянутых ногах приятная слабость – в сердце непонятная тоска. Но почему Шекспир? «Увы, как скоро ночь минула…»
От острого музыкального слуха не скрыть крадущиеся шаги…
…Если пока удается контролировать свои мысли, значит, до невроза еще поживем. Порочный круг разорван Деном Брауном с его версией о Боге-человеке.
«Человечество явно глупит, пытаясь отобрать у самих же себя единственную возможность забвения перед страхом о неизбежном конце…»
…Бурный прилив крови остановил наползающее безразличие, затмил зуд уставших ног, вытащил из недр сознания ощущение всеохватывающей истомы. «Сильная красивая женщина сама ищет тебя – не является ли это главным достижением мужского начала?!»
От нарастающего волнения завибрировало дыхание. Она же замерла. «А ведь права… Неземному ощущению голос не союзник – малейшее напоминание о материальности тянет в дебри навязанного долга.
Теперь твое назначение вести события, управлять ими. Чаще безрассудство вытаскивает на свет открытия, достойные самородков, оставшееся – благоприятный фон».
Срываешься с места, в мгновение заполняется вакуум ожидания: на полу, на груде конторских бланков, совсем не романтически, завершается извечное влечение полов.
Не опешила, не остановила – достойно ответила, предвосхитила события, держа очаровательный пальчик на кнопке управления.
По заголенной спине потянуло из дверной щели сквозняком. Земные ощущения, значит, мы вернулись назад.
…От тянущей распластаться боли не услышала свой голос, но по сочувствующему взгляду окружающих вдруг осенило: «Я одна на земле, остальное – вне меня, в другом измерении». Трагедия личности тем больше, чем выше разум.
…Каждый прочитанный сюжет дополняется философией анализа.
«Не слишком ли глубокая тема для наступающего безумия?
«…Мама, почему именно мне и так больно?! Господи, помоги!»
«Тужься, еще, еще, сильнее. Тебе больно, а ему во много крат больнее, терпи».
Внезапное облегчение и далекий крик. Усыпляющая суета вокруг… и голоса.
– Смотри, парень у тебя, богатырь.
Что-то квакающее перед лицом.
«Неужели, все?!»
Встало утро следующего дня, высветив отмытые дождем вечнозеленые листья. Пропало сизое обрамление небосвода, но его сюжет остановился в красках вчерашней жизни.
И был ноябрь, и грело заблудившееся во времени солнце.
И Земля не изменила своего вращения…
Живешь, не задумываясь: как будто ходят те же люди, мелькают пары, немало детских колясок. Внешне мир не перевернулся – изобилие, на лицах меньше скорби, правда, паритет высоких начал дал определенный уклон, да природные катаклизмы участились. А вот зла, даже для беспристрастного взгляда, стало ничуть не меньше. Всему можно дать определенное оправдание и успокоить себя: сие не вечно, тупость и двуличие политиков, корпоративная коллегиальность в управлении и глобалистские метания – суть преходящие моменты, они подобны скоротечной моде. Тем не менее, печально осознавать: таков твой удел, именно на твой век пал тяжелый рок быть промежуточным звеном в восхождении к всеобщему благополучию. Итог остается один: у тебя будет, как есть (дай Бог не хуже), а вот у других, возможно, даже не у твоих детей, станет когда-нибудь лучше. Простите за абстракции, позвольте купаться в их призрачной красе, пока можно, не страшась кого-то «обрызгать». Это ведь не призыв к революции?! Печальная роль Герцена все же сыграла бескровную роль в кровавой роли последователей. История ничему не учит, хотя идеология и призвана постоянно реанимировать память. Обстоятельства влияют на мировоззрения, видоизменяясь со скоростью на порядок выше и с точностью до «наоборот».