Утро было смутным. Федька сидел на корточках рядом с лавкой у своего дома, а на лавке стояла большая зеленая бутылка и стакан. Федька курил самокрутку, зло щурил глаза, катал по скулам желваки, вздыхал. Был он хорош, будто его кто через старую ржавую трубу протащил: кожа на лбу, щеках и ушах была содрана и сочилась сукровицей, нос распух.
Из тумана вышел крестный. Он поздоровался на ходу деловито и сел на лавку, будто не замечая ни изменений на Федькиной роже, ни зеленой бутылки.
Федька на приветствие не ответил.
Вся Аржановка знала, что Колька отметелил вчера своего братца, с думами об этом Аржановка и заснула. А думать было о чем. С одной стороны, хорошо, что Федька наконец получил; хорошо, но мало, еще бы и побольше. Хорошо также, что набил ему морду родной брат, значит, вражда из дома Ивановых не выйдет. Но опасались аржановские, что Кольке это дело может понравиться и он по Федькиной дорожке пойдет, со всеми драться станет. Это было бы плохо. И уж совсем плохо, если братья объединятся. Но это вряд ли. Скорей всего, они теперь убивать друг дружку будут. К такому выводу приходили аржановцы в своих вечерних беседах, с тем и спать легли.
Крестный в этих беседах принимал участие самое активное – он и разнес по деревне известие о драке, но сейчас и виду не подавал, что знает. Коротко взглянув на Федьку, он заговорил:
– Федь, а ты заметил, ездиит тут один на красных «жигулях» и все на ваш дом посматривает…
– Менты… Меня секут, – равнодушно махнул рукой Федька и раздраженно предложил: – Наливай, чего сидишь?
– Водка? Спирт? – поинтересовался крестный, наливая из зеленой бутылки в стакан неведомую прозрачную жидкость.
– Спиртяга, – ответил Федька и, возвысив голос, предупредил: – Только мне оставь!
– А в Мукомолове, Федь, слыхал, четверо от спирта каюкнулись? – поделился свежим известием крестный и выпил залпом. Отдышавшись, он крякнул вместо закуски и одобрил: – Райское наслаждение!
– Убить не убью, но покалечу, – мрачно сказал вдруг Федька.
– Да ну его, Федь, связываться! – Крестный сразу понял, о ком речь, и попробовал успокоить Федьку.
– А может, и убью, – предположил Федька. – Но тогда уж точно зеленкой лоб намажут…
– Зеленкой? – не понял крестный, косясь на оставшееся в бутылке. – Это для чего?
– Чтобы заражения крови не было, – с усмешкой ответил Федька. – Высшую меру мне тогда дадут, вышку. – Он вылил в стакан все, что оставалось в бутылке, и заговорил неравнодушно: – Крестный, если увидишь, что я его убивать начал, кричи: «Федька – вышка!» Понял? «Вышка!» – кричи. Я, может, тогда остановлюсь.
– Да ну его к чёрту, Федь! – в сердцах воскликнул крестный. – Он же одичал там! Дикий стал! Одно слово – мусульманин!
И он замолк вдруг, прислушался. И Федька тоже прислушался. Издалека, с крутояра доносился сюда жалобный и призывный распев мусульманской утренней молитвы.
Постелив коврик на мокрую от росы траву, Коля истово молился, во весь голос выпевая и растягивая непонятные, чудные слова:
– Бисми л-лахи р-рахмани р-рахим Ап-Хасиду лилахи рабби-и-алямина р-рахмани, р-рахими малики йауми д-дини.
То ли было так тихо, то ли Коля совершал намаз громче обычного, но его слышала в то утро вся Аржановка, вся от края до края. И, вернувшись ко вчерашним своим размышлениям, аржановские задавали себе вопрос: «Чего он просит у своего Аллаха – войны с братом или мира?» И, подумав, отвечали себе: «Войны, ясное дело – войны».
Но прошел день, и еще день, и еще полдня, но никакой войны не случалось, тихо было в доме Ивановых. Правда, тетка Соня не оставляла сыновей наедине ни на минуту и заговаривала то с одним, то с другим на разные темы, чтобы они не молчали подолгу и не задумывались, истории разные смешные рассказывала и песни жизнерадостные запевала, предлагая поддержать. Братья не поддерживали, но и не искали повода, чтобы снова драться. Коля по-прежнему работал и молился, ничего в нем не переменилось, а вот Федька изменился и, как говорится, в лучшую сторону. Днем он спать перестал и матери по хозяйству помогал охотно, даже за водой с коромыслом сходил, а раньше отказывался, считая это не мужским делом. Не пил.
Однако тетку Соню эти перемены не радовали, а наоборот – пугали.
Но ничего страшного не случалось. Более того, братья даже обменялись парой фраз про какую-то доску в сарае. Да и идея Колиной рыбалки Федьке принадлежала.
– Ты б сходил, Колян, рыбки половил, ты до армии мастак был ее ловить, – так он сказал вдруг Коле.
И Коля согласился с радостью, тем более давно собирался это сделать, да все времени не было. Тетке Соне и это не понравилось, ей казалось, что Федька задумал хитрость какую-то, она ворчала и говорила, что три года назад костью рыбной подавилась и теперь видеть не может эту рыбу. А может, она знала, с кем Коля на речке встретится? Может, и Федька это даже знал, хотя какая ему разница? А вот Коля не знал, не знал точно и удивился, почти испугался, когда увидел на речке Верку. Точнее, испугался он выстрела, вздрогнул от неожиданности, а тут как раз Верка появилась, и это совпало…
Был вечер, тихо, если не считать журчания воды у берега. Стоя в воде по пояс, Коля подводил под прибрежный куст натянутую на окружность проволоки сетку, и в этот момент громыхнул где-то недалеко выстрел – ба-бах! Коля вздрогнул от неожиданности и тут же услышал Веркин голос, веселый, насмешливый:
– Испугался, раб божий? Не бойся, это дачники ворон пугают.
Она выглядывала, улыбаясь, из‑за густой листвы на другом берегу. Одета Верка была в телогрейку, брезентовые брюки и резиновые сапоги.
– Ну что, много наловил? – поинтересовалась она.
Коля заглянул в мокрую холщовую сумку на груди и смущенно признался:
– Мало…
– Да ее тут всю потравили! Иди, отдохнем!
И пока Коля шел через быструю воду к ней, она рассказывала, смеясь:
– Тут три года назад, без тебя, зимой, такое было! Там какой-то завод заразу в воду выпустил, и рыба вся сюда, в нашу речку как поперла! Сплошняком шла! Мешками тащили! Рыбнадзор понаехал, милиция! Мы ее в снег прятать! Всю зиму потом рыбу лопали, до тошноты…
Верка поставила корзину с крапивой и брошенным сверху серпом и уселась под дерево. Рядом сел Коля.
– Фу, запарилась! – поделилась Верка и расстегнула телогрейку, под которой прилипла к телу белая футболка. Сквозь нее просвечивали маленькие налитые груди и темнели соски.
Верка протянула сигареты, но Коля помотал головой и отвернулся. Верка закурила, выпустила дым и прокомментировала ситуацию:
– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, так, да?
Она засмеялась. Коля смотрел все куда-то в сторону.
– Эй, раб божий! – окликнула его Верка. – Ты чего?
– Соловьев теперь тоже нет? – спросил Коля.