– Иваныч, он откуда-то знает про Гелю. Все знает: имя, фамилию, отчество.
Печенкин долго молчал.
– Он уходит, Иваныч! – напомнил Седой.
Владимир Иванович нервно хохотнул:
– Знаешь поговорку: жена узнаёт последней…
– Так она последняя и осталась! Что делать, Иваныч? Он уходит!
– Чёрт с ним, пусть уходит, – поставил точку Печенкин.
2
Бодро, весело вышагивал Илья по привокзальному рыночку; не обращая внимания на возмущенные крики баб, подхватил на ходу из отверстого мешка жменю семечек и, лузгая их, остановился у прилавка, за которым одиноко пребывал продавец корейской моркови. Полноватый, с глазами-щелочками, похоже очень смешливый юноша-продавец не стоял на месте, а все время двигался: руки, ноги, туловище, голова, и с губ при этом слетали звуки яростных каратистских ударов:
– Бум! Джи! Кия!
Они смотрели друг на друга так, будто были знакомы сто лет, потом сто лет не виделись и вот теперь снова встретились.
– Ты Ким, – сказал Илья.
Кореец сдвинул у переносицы брови и проговорил несогласно и гордо:
– Я – Брюс!
– Нет, ты Ким! – настаивал Илья.
– Нет, я Брюс! Бум! Джи!
– Ну какой же ты Брюс, ты Ким! – Илья добродушно улыбался, но кореец увидел в этом насмешку. Он выскочил из‑за прилавка, встал в боевую позу, однако Илья поднял вверх руку, показывая свою забинтованную ладонь. Кореец склонил голову набок, вопрошая.
– Бандитская пуля, – объяснил Илья.
Кореец понимающе кивнул и стал смотреть по сторонам в поисках подходящего соперника, чтобы доказать, что он – Брюс. Пьющие чай кавказцы, пьющие водку алкаши, омоновцы с автоматами и казаки с нагайками – все они были не соперники. Тогда кореец молча подхватил с прилавка ведро с морковью и направился в сторону станции. Илья взялся за дужку ведра с другой стороны, и они пошли вместе – дружно, весело, в ногу.
Переступая через переплетение рельсов и пролезая под вагонами, молодые люди вышли на другую сторону станции, где было пустынно и грязно. На высоком бетонном заборе, за которым возвышались корпуса железнодорожных складов, висел большой черно-красный плакат, на котором был нарисован, и довольно умело, штурмовик в черной рубахе, галифе и сапогах, поднявший руку в фашистском приветствии. Как солнце с расходящимися лучами, над ним сияла слегка закамуфлированная фашистская свастика. Грозная надпись внизу свидетельствовала и предупреждала: «Охраняет “Русский порядок”».
Перед закрытыми железными воротами прохаживался человек, который, быть может, позировал для этого плаката, – белобрысый верзила в черной форме с повязкой-свастикой на рукаве. На боку его болталась резиновая дубинка.
Еще больше прищурив прищуренный глаз, кореец оценивающе посмотрел на противника. Этот ему подходил.
– Я – Брюс, – громко шепнул кореец Илье и, поставив ведро на землю, отправился на бой.
Фашист смотрел на инородца как на диковинку. Его белесые, словно обсыпанные мукой ресницы часто моргали.
– Эй, ты, дай закурить! – провокационно воскликнул кореец и встал в боевую позу.
– Что? Да я… – Фашист от возмущения задохнулся и кинулся вперед, отстегивая на ходу дубинку. – Да я тебя!
– Ки-я!!! – пронзительно выкрикнул кореец и довольно высоко подпрыгнул с вытянутой вперед ударной ногой. Удара, однако, не вышло, потому что до противника было еще довольно далеко. Неудавшийся каратист шлепнулся об землю, но тут же бодро вскочил и резво понесся назад. Илья уже был в стартовой позиции. Подхватив на ходу ведро, они рванули к станции. Верзила настигал. Он занес дубинку над головой и наверняка достал бы кого-нибудь, если бы не корейская морковь – ведро вылетело вдруг из дужки, опрокинулось на асфальт, фашист ступил в оранжевую склизкую кучу, получая ускорение, проехал на пятках, и ноги его взлетели чуть не выше головы…
Илья и кореец не успели подумать, что спасены, как увидели бегущих навстречу двух других фашистов. Не сговариваясь, ребята свернули резко в сторону и нырнули под стоящие вагоны. Они пересекли несколько составов и спрятались под товарняком, прижавшись спинами к колесу и пытаясь сдержать дыхание.
– А здорово я ему чуть не попал! – громким шепотом похвастался кореец.
– Сколько ударов ты знаешь? – спросил вдруг Илья.
– Шесть.
– Я научу тебя десяти ударам, – пообещал Илья и прибавил: – И ты будешь непобедим.
Кореец посмотрел на Илью как восторженный и благодарный ученик на своего сэнсея.
Три пары ног в начищенных до блеска сапогах и черных эсэсовских галифе остановились напротив, и казалось, что сейчас, как в советском кино, зазвучит громкая и нахальная немецкая речь.
Но речь зазвучала наша, русская:
– Обнаглела нерусь вконец!
– Да запомнил я их обоих. Найдем.
Третий молча мочился.
Илья осторожно вытащил из‑за пазухи револьвер и плавно, бесшумно взвел курок. Чтобы не закричать от восторга, кореец зажал ладонью рот.
Словно почувствовав для себя опасность, фашисты ушли.
Глава четырнадцатая. КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПОРТРЕТ СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЕЖИ
1
– Ну, знакомьтесь! – громко и радостно предложил Илья и отступил на шаг.
Мулатка еще раз глянула на корейца, криво улыбнулась и, неохотно протягивая ладонь, назвалась:
– Анджела Дэвис.
Взволнованный кореец чиркнул ладонью по штанине, излишне крепко пожал девушке руку и назвал свое полное имя:
– Ким Ир Сен.
Илья смотрел на них как родитель на своих удавшихся детей – счастливо и удовлетворенно.
Анджела Дэвис повернула голову в его сторону, скривилась еще больше и, не скрывая раздражения, поинтересовалась:
– Ты специально нас таких подбираешь?
– Каких – таких? – не понял улыбающийся Илья.
– Я черножопая, он узкопленочный…
– Как? Узкопленочный? – повторил Илья и заливисто засмеялся.
– Специально таких подбираешь?! – нервно крикнула Анджела Дэвис.
Илья оборвал свой смех.
– Специально? Да, специально. Я выбрал вас специально, – спокойно и серьезно заговорил он, глядя то в глаза мулатки, то в глаза корейцу. – Я выбрал вас специально, потому что вы – последние. Сегодня последние становятся первыми, а первые – последними. Вы будете первыми. Я выбрал вас специально…
– Мы последние, а ты какой?! – робея, еще громче крикнула Анджела Дэвис. – Кто ты вообще такой?
Илья грустно улыбнулся и не ответил на вопрос.
Ким почесал затылок и спросил смущенно: