– Я хочу… – Я не стала продолжать. Допила кофе и, поднявшись, молча направилась к лифту. На этот раз Андре не стал меня удерживать. Я зашла в лифт и невольно, не в силах противиться панике уставилась в зеркало, пытаясь увидеть в нем отражение его фигуры. Но, кажется, он уже ушел. Впрочем, все это произошло быстро, двери лифта закрылись, и я осталась наконец, наедине с собой. Ну вот, сбылась мечта идиотки. Я прижалась лбом к стене лифта и закрыла глаза. Все, все. Хватит. Ты больше не должна видеться с ним, Даша. Ты – всего лишь листок на дереве, который немедленно сорвет и унесет в пучину, если ты поддашься порыву.
* * *
Мама сидела на кушетке в гостиной, уставившись на дверь так неподвижно, что я невольно вздрогнула, наткнувшись на этот взгляд. Она словно спала наяву, однако при виде меня тут же проснулась. Не найдя, что сказать, я просто зашла внутрь и прикрыла за собой дверь. Шторы в гостиной были плотно закрыты, и только настольная лампа давала слабый свет, едва освещая комнату. Я прикрыла ладонью глаза, позволяя им привыкнуть к сумеркам.
– Почему ты сидишь в темноте, мама? – спросила я ее, найдя наконец нейтральную фразу для начала разговора. Она не ответила, рассматривая меня так, словно видела впервые. Я заметила, что глаза у нее красные, наверное, она плакала. Обо мне? Не могла дозвониться? Да, верно, я же не предупредила ее, что ухожу, но ведь я и подумать не могла, что так проведу ночь. Впрочем, вряд ли она плакала обо мне. Может быть, ей сказали про операцию? Но никто не посмел бы сделать это в отсутствие Андре.
Ты где была? – спросила мама, и я снова вздрогнула от звука ее голоса. В нем было что-то новое, незнакомое для меня. Она говорила хрипло и слишком тихо, словно вспоминая, как комбинировать буквы.
– Что с тобой? Что-то случилось?
– Я боялась, что что-то случилось с тобой, – ответила она, но без обвинения, а, скорее, с тревогой в голосе. – Мне было страшно. Я вернулась в номер, потому что не хотела оставаться в клинике. Они сказали, что мне померещилось.
– Померещилось? Что именно? – Я раздернула занавески, и мама сощурилась, затем полезла в сумку за темными очками. Она нацепила их и теперь сидела посреди собственного номера в солнцезащитных очках, хотя солнечный свет на нее вовсе не падал.
– Где ты была? Где ты вообще проводишь ночи, Даша? Что происходит? – Ну наконец-то эти вопросы обрушились на меня, я ждала их уже целую неделю. Если человек за всю свою жизнь не совершил ни одной глупости, лимит доверия к нему так высок, что, хоть воруй на глазах у всех, никто не поверит. Ничего, мама, ничего не происходит. Я просто…
– У тебя кто-то появился, да?
– Да, – кивнула я, но не стала добавлять, что этот кто-то для меня уже в прошлом.
– Скажи мне, кто он!
– Зачем? – нахмурилась я, но мама явно не собиралась отступать.
– Я должна знать, – сказала она упрямо. – Где Сережа? Ты ведь была не с ним? С кем тогда? Почему на твоих руках эти странные следы? Во что ты влезла? Я не понимаю, почему ты молчишь, Даша?
– Потому что, мама, это все не имеет никакого отношения к твоим делам.
– И ты – ты тоже не имеешь отношения к моим делам, ты занимаешься своими делами, о которых я ничего не знаю. И вот, когда мне хуже всего, когда я нуждаюсь в том, чтобы ты была рядом, тебя нет. Нигде нет! И ты не отвечаешь на звонки, хотя твой телефон работает. Ты что, специально отключила звук, чтобы я не мешала тебе?
– Это не так, мама, – смутилась я. – Я случайно забыла его в одном месте. Я совсем не хотела тебя подводить, так получилось.
– Кто он? Что вообще происходит? Даша, это же совершенно на тебя не похоже! Что за секреты?
– Какая разница, мама, а? Ну, скажу я тебе его имя, и что? – Я не хотела, чтобы мама знала об Андре.
– Но почему тебе нужно его скрывать? Это не нормально – исчезать вот так по ночам. И то, что он с тобой делает, тоже не нормально. Ты посмотри на себя, мне знаком такой взгляд, ничем хорошим это, как правило, не кончается.
– Мама, прекрати! – воскликнула я. – Не ты ли всегда говорила мне, что я живу скучной, серой жизнью? Ну вот, я живу весело, интересно и разнообразно. Мое парижское приключение! Только ведь все равно ничего серьезного между нами нет, так что не имеет смысла раскрывать его имя. Ты права, это совершенно не похоже на меня, но я уже прихожу в норму. Обещаю, что больше никуда не денусь. Я просто немножко сошла с ума, мы все иногда сходим с ума, верно? Время от времени.
– Ты издеваешься надо мной, да? – завелась мама. Ее ладони дрожали, она была бледна, как никогда, и я заволновалась по-настоящему.
– Я не издеваюсь, прости. Прости! Мама, успокойся, я просто пошутила. – Я не понимала, что в моих словах вызвало такую реакцию.
– Никогда не шути такими вещами, – бросила она, глядя на меня странным, не совсем сфокусированным взглядом. – Ты ничего, ничего не понимаешь. Я хочу уехать, Даша. Я не хочу этой операции. Позвони им и скажи, что я отказываюсь.
– Отказываешься? – изумленно переспросила я. – Сама?
– Да, сама! – кивнула она со знакомой мне с детства убежденностью.
– Значит, сама, да? И ты считаешь, я должна просто забыть о том, что на самом деле это они отказали тебе в операции.
– Что?
– И продолжать считать, что ты колешь витамины, да? По три раза в день.
– Но мне пока не отказали в операции, – возмутилась мама так искренне, что если бы я не была ее дочерью, то обязательно поверила бы. Моя мама – гениальная актриса, этого у нее не отнять.
– Ты колешь инсулин, мама. Я узнала, для чего нужны такие тоненькие шприцы. У тебя диабет, да?
– Замолчи! – крикнула она. – Это ничего не меняет.
– Так это правда? – ахнула я. Выстрел был сделан почти наугад, но по маминому лицу я безошибочно поняла, что попала в точку. – У тебя диабет? И давно? Как давно ты колешь инсулин, продолжая есть десерты со своей Шурочкой, и ничего, ничего мне не говоришь? Наверное, уже много лет.
– Да! – воскликнула мама, на этот раз сильно переигрывая, от нервов, не иначе. – Я не говорила никому, и ты не скажешь никому, потому что ты даже не представляешь, что это значит в нашей среде. Пойдут бесконечные разговоры, разнесут сплетни, в результате будет невозможно получить роль – станут бояться, что я отброшу коньки прямо посреди съемок и придется все переснимать, потратив на это уйму денег. Только знаешь, я столько лет справлялась, что уже привыкла. И операции делала, если ты помнишь.
– Но на этот раз тебе отказали в операции, – пробормотала я, вдруг заметив, что в углу комнаты стоят собранные чемоданы.
– Хотели отказать, да. Знаешь, при диабете ткани плохо восстанавливаются, заживают. К тому же возраст! – это слово мама даже не произнесла – выплюнула. – Но нет, не отказали. Делали тесты, и, между прочим, они оказались удачными.