О капитане Веньеро Марине знали, что он встречался с остальными учеными, но сам он во Флоренции, кажется, ничем особенным не занимался. Источники его доходов также были не известны. Полагали, что он берет деньги в долг у ростовщиков.
Рядом с именами ученых были указаны названия улиц, на которых они жили.
— Вы уверены в том, что все они прибыли из Рима? — спросил удивленный этим обстоятельством Данте у стоявшего перед ним секретаря.
— Так точно!
— Вот так путешественники!.. А танцовщица? О ней что, вообще ничего не известно?
— Но она же не имеет отношения к Studium! Я не знал, что она вас интересует!
Данте показалось, что секретарь произнес эти слова с какой-то особой интонацией.
— Магистрат интересует все! — рявкнул поэт. — Высшей власти Флоренции должны быть известны все сомнительные личности!
Секретарь поежился и втянул голову в плечи.
— Об этой женщине известно очень мало. Говорят, она прибыла в Италию из заморских стран. Шестьдесят дней назад ее появление зафиксировала стража у ворот Порта аль Прато. Эта женщина заявила, что сама зарабатывает себе на жизнь. При этом она вроде бы не такая, как выглядит на первый взгляд…
— В каком смысле?
— Она вроде бы не занимается проституцией.
— А где она проживает?
— Наверное, в таверне. На ее перемещения не наложено никаких ограничений, хотя стража того квартала и следит за ней. Ведь вряд ли ее ремесло назовешь благочестивым… — извиняющимся тоном пробормотал секретарь и с видимым облегчением удалился, когда Данте жестом приказал ему уйти.
Поэт сложил бумаги в шкафчик, решив заняться ими позже, и направился в зал для собраний Магистрата. Шагая под колоннадой, он полной грудью вдыхал утренний воздух, напоенный запахами горящих в очаге дров и свежеиспеченного хлеба. Данте старался изгнать из головы воспоминания о вчерашнем вечере и сосредоточиться на том, что ему предстояло сказать на Совете.
Говорить придется очень убедительно, а то вся его политическая карьера полетит в тартарары.
Данте намеревался начать свою речь с восхваления божественной свободы, процитировать «Этику» Аристотеля, а потом его же «Политику»… И все же ему было очень трудно думать о своем выступлении, когда у него перед глазами стояли тело Антилии и посмертная маска Амброджо…
Внезапно Данте за что-то зацепился и чуть не упал. У его ног распростерся человек, вцепившийся ему в одежду. Голова этого человека была замотана грязными тряпками, словно он старался спрятать страшные язвы.
— Монету! Одну лишь монету, и расскажу вам о вашем будущем! — гнусаво взвыл незнакомец.
— Что? Опять?! — Данте выругался и пнул навязчивого предсказателя, которого узнал по гнусавому голосу. Это был один из нищих, весь день толпившихся у дверей Сан Пьеро Скераджо — местной приходской церкви. Этот попрошайка к тому же был и вором, которому уже отрубили палец за кражу.
— Пошел прочь, или я прикажу бросить тебя в темницу!
— Монету! Вы пожалели монету, мессир, а так узнали бы свою судьбу! — вызывающе сказал попрошайка и поплелся прочь.
Хорошо бы на самом деле узнать будущее за пару монет!.. И чего только всем неймется предсказать будущее приору Флоренции?!
Пожав плечами, Данте пошел дальше.
Совет собирался в старинной трапезной монастыря. Войдя, Данте увидел, что остальные пять членов Совета уже сидят за длинным столом, разглядывают какой-то документ и оживленно переговариваются.
Заметив появление Данте, глава гильдии суконщиков громко откашлялся. У поэта сложилось впечатление, что он сделал это, чтобы предупредить остальных.
Потом глава суконщиков изрек:
— Перед нами булла с просьбами папы Бонифация. Мы получили ее от доверенного лица самого папского нунция… «О благороднейшая и возлюбленнейшая Флоренция, свет наших очей, жемчужина наших земель!»
Данте с раздражением следил за тем, с каким благоговением остальные передают друг другу пергамент, которого касался сам папа римский. До этого момента поэт собирался держать себя в руках и влиять на слушателей лишь силой убеждения, но трусость приоров, заранее готовых согласиться с любыми папскими требованиями, вывела его из себя.
Когда булла оказалась у его соседа, Данте вырвал ее у него из рук и швырнул ее на стол.
— Хватит, мессир Лапо! Мы прекрасно знаем, как витиевато умеет писать папа Каэтани. К чему пережевывать его слова? Он что, новый евангелист?! Говорите, чего ему надо!
Сам Данте не имел ни малейшего представления о том, что хочет папа римский, и его преследовало неприятное чувство, словно остальные нарочно держат его в неведении.
— Благородный Каэтани, Его Святейшество Бонифаций VIII просит у нас денег и воинов для подавления мятежа в Тоскании.
Так вот оно что!
Данте знал, о чем идет речь. Этот город в Лациуме последовал примеру Палестины, взбунтовался против папского наместника и объявил себя вольным.
— Ему нужна всего сотня арбалетчиков и немного всадников… Давайте попробуем ему помочь. Вряд ли от этого наш город сильно обеднеет, — неуверенно пробормотал один из приоров.
— Речь идет не о деньгах, мессир Пьетро, а о нашей свободе и о свободе наших друзей! — отрезал Данте. — Ради чего это мы должны плясать под дудку такого продажного и недостойного человека, как этот Бонифаций?!
— Значит, Его Святейшество папа римский продажный? А вы не пожалеете об этих словах, мессир Алигьери?.. Откровенно говоря, нам не хотелось бы разделить незавидную участь, которая ждет вас в будущем. Наша партия «белых» не желает…
— Не забывайте о том, что я тоже принадлежу к партии «белых» и действую в ее интересах. Но у нас должны быть и высшие интересы. Например, благоденствие и безопасность наших сограждан.
— Но ведь речь идет всего о сотне арбалетчиков, — попытался вмешаться миролюбивым тоном приор гильдии менял. — Наверняка мы сможем удовлетворить просьбу папы Бонифация, чтобы он на нас не разгневался, и безопасность наших сограждан при этом не пострадает…
— Вам что, тоже кажется, что сто арбалетчиков для Флоренции мало?! — воскликнул Данте. — Неужели вы не представляете себе, в каком плачевном виде находятся наши вооруженные силы после того, как ими многие годы так отвратительно командовали?! Как вы думаете, кто соберется у нас на Марсовом Поле в случае надобности? Всего лишь несколько тысяч кое-как вооруженных безработных ремесленников. В последний раз они упражнялись в военном деле три года назад. Они ничего не умеют. У них нет командиров. Они не знают, что такое дисциплина, и страшно трусливы. Они мастера только махать кулаками в кабаках. Они будут долго пинать поверженного врага, но разбегутся под ударом хорошо подготовленного войска. С тех пор как закон запретил благородным рыцарям командовать флорентийским ополчением, оно оказалось во власти неграмотных суконщиков и чесальщиков шерсти, этих тупых простолюдинов!..