— Но, по-вашему, это возможно? Этого кто-нибудь уже добился? — спросил Данте, отмахнувшись от рассуждений о муках совести.
— Некоторые утверждают, что научились это делать, — пожав плечами и вперив взгляд куда-то в даль, произнес старик. — Я встречал самых разных людей, клявшихся в том, что им известен этот секрет. Чаще всего это были шарлатаны и авантюристы, не имевшие ни малейшего понятия о великом искусстве алхимии… Вот только один раз…
— Что? Что — один раз?!
— Один человек рассказывал мне о четырех превращениях, которые должна претерпеть медь, чтобы стать золотом. Обычно алхимики, чтобы изготовить золото, возгоняют свинец. А этот ученый муж пользовался силой огня, скрытого в меди.
— А вы? А вы пробовали это делать? — возбужденно спросил Данте.
— Я так и не узнал все нужные подробности. Да я и не хотел это знать. Секрет золота — секрет королей. Многих из хвалившихся тем, что его знают, убили, чтобы им завладеть… Или для того, чтобы они никому больше его не рассказали…
Данте растерялся. Много, очень много раз он слышал в тавернах россказни о тех, кто умеет делать золото.
— Наверное, вы слышали это очень давно, когда путешествовали в далеких странах, — с легкой иронией в голосе спросил поэт.
Мастер-красильщик взглянул Данте прямо в глаза.
— Нет, — спокойно сказал он. — Я совсем недавно услышал это в вашем городе… Чтобы не быть голословным, покажу вам кое-что любопытное. Один рыбак нашел это в пустом баркасе, выброшенном волнами на берег возле Пизы. Один из наших людей заинтересовался этой находкой и прислал ее в нашу гильдию.
Открыв какой-то ящичек, Флавио извлек из него нечто вроде розоватого камня размером с орех.
— Смотрите! Вы видели когда-нибудь хоть что-то подобное?
Пристально рассмотрев то, что протягивал ему красильщик, Данте сказал:
— Это медь.
— Да. Медь. Но какой небывалой чистоты!
— И вот из этого можно сделать золото?
— Возможно, — пробормотал генуэзец, по-прежнему крутя в пальцах самородок. — В природе медь встречается в виде тонких жил в толще огромных скал. Я никогда не видел такого…
— Чем же вы можете это объяснить? — перебил его поэт.
— Не знаю. Может, это первый шаг на пути преобразования меди в золото… Такое впечатление, словно знания во Флоренции растут как на дрожжах. В небо поднимаются огромные башни. Купола новых храмов огромны как целое поле. Строить все это людям помогают невиданные машины. Может, кто-то наконец сорвал заветный плод с древа познания…
— Вполне возможно… Взгляните на эту вещь? — сказал Данте, извлекая из сумки на поясе золотой диск.
Мастер-красильщик с интересом взял его в руку.
— Еще один!
— А вы видели другие?
— Да. По меньшей мере, два очень похожих!
— Как вам этот металл? Что это? Настоящее золото? Природное?
Флавио иронически покосился на поэта и стал осторожно тереть диск о кусок черной яшмы у себя на столе.
— Вот и вы сомневаетесь… Да. Это золото, — сказал он, изучая маленькие полоски, оставленные металлом на камне. — Чистое золото. Без всяких примесей. Но я не могу сказать вам, откуда оно взялось. Я просто не знаю.
— А откуда взялись другие диски, которые вы видели?
— Я знаю только то, что они каким-то образом оказались в ящиках, прибывших в нашу гильдию. Но даже если бы я и знал что-нибудь о происхождении этих дисков, вы все равно не выведали бы эту тайну. Не умеющих хранить тайны гильдии ждет смерть.
Флавио отдал поэту диск.
Внезапно внимание Данте привлек большой сложенный вдвое лист бумаги, лежавший рядом с банками для красителей. Это была карта.
Поэт взял лист в руки, заметив, как нахмурился генуэзец. Данте даже показалось, что Флавио хотел вырвать у него бумагу из рук, но с трудом удержался.
— Вот Париж с островом на реке… А это тоже нужно вам для работы? — равнодушным тоном спросил поэт.
— Я умею наносить на бумагу земли и воды и делаю это на благо гильдии. Купцы хотят знать, где текут реки и пролегают границы… Однако прошу вас никому об этом не говорить, — озабоченно сказал мастер-красильщик, забрал у Данте бумагу и аккуратно сложил ее пополам.
— А почему надо держать в тайне облик нашего мира? Зачем скрывать плоды Творения? Это все равно что пытаться скрыть под маской божественный лик! — настаивал поэт, удивленный поведением генуэзца.
— Дороги — это не только нервы, соединяющие важные части Земли. Это и артерии, по которым текут ее богатства. Зная все дороги, можно опередить соперников и черпать это богатство сколько душе угодно. Кроме того, истинный облик нашего мира вполне может оказаться таким же прекрасным и ужасным, как божественный лик, и тот, кто увидит его, может ослепнуть.
— Возможно, вы правы, мессир Флавио. Однако говорят, что глаза приговоренных к ослеплению в последний миг перед погружением в вечный мрак, видят великолепное сияние, открывающее им истинную суть вещей. Может, все мы тоскуем по этому сиянию?
— Возможно, — пожал плечами старик. — По сиянию, за которым кромешный мрак.
Распрощавшись с мастером-красильщиком, Данте вышел на улицу, полную людей. Встреча с генуэзцем не принесла ему особой пользы. Увидев на углу небольшую таверну, он сел на лавку под навесом у ее дверей. Хозяин принес ему глиняный кувшин белого вина. Теплое вино смочило поэту горло, но не утолило жажды. Среди пыли и испарений, поднимавшихся над улицей от помоев и лошадиного помета, перед глазами Данте по-прежнему сверкало искусственное золото.
Неужели действительно можно изготовить настолько чистое золото, что подвоха не заметит даже такой мастер, как Флавио Петри?! Надо предупредить Монетный двор!
Данте потряс головой, пытаясь выйти из оцепенения, в которое его повергли жара и теплое вино. В голове вихрем кружились мысли.
Что будет, если в обороте внезапно окажется огромное количество золотых монет?! Сначала все подряд неожиданно разбогатеют и начнут купаться в роскоши. Расплатятся с долгами. Никто больше не будет платить налоги. Изобилие! Прощайте голод и нищета!
Потом — катастрофа! Очень скоро золота станет больше, чем грязи, и оно обесценится. Наступит новая эра, обещанная Бруно Амманнати. Но не эра всеобщего благоденствия, а эра скорби и отчаяния. Эра Последних людей. Последних в буквальном смысле этого слова!
Погрузившись в тягостные думы, Данте не заметил, что вслух громко разговаривает сам с собой. К нему подбежал хозяин таверны, решив, что посетитель хочет сделать новый заказ. Спасения от жары не наступило.
— А может, именно это они и задумали?! — воскликнул поэт и вскочил на ноги, чуть не перевернув стол.
Швырнув монету ничего не понимавшему хозяину таверны, Данте зашагал к мосту Понте Веккьо.