Увиденное заставило его немедленно вызвать медсестру, и без того уже спешившую в бокс. Взглянув на ее перепуганное лицо, Генрих понял, что состояние Аннелис резко ухудшилось. Глядя на монитор, сестра закричала вбежавшему вслед за ней санитару:
– Немедленно вызови доктора Брауна! Сердцебиение учащается, а давление стремительно падает! Да скорее, чего стоишь!
– Что это значит? Вы обязаны мне все объяснить! – попытался выяснить Генрих, встревоженный не на шутку.
– Уходите! – закричала медсестра, зло поглядев на него. – Вы не должны тут находиться! Вы только мешаете!
Неожиданно звон, исходивший из аппарата, прекратился и превратился в низкий монотонный звук.
– Что произошло? – на ходу спросил доктор, почти вбегая в бокс.
– У пациентки упало давление до критической отметки, вследствие чего произошла остановка сердца, – испуганно пролепетала медсестра.
Доктор Браун быстро подошел к Аннелис и приподнял верхние веки. Расширенные зрачки девушки не реагировали на свет.
– Дыхание?
– Отсутствует, док.
– Пульс?
– Отсутствует, док.
Тем временем лицо молодой женщины стало постепенно покрываться синевой.
– Адреналин, срочно.
– Есть, док, – засуетилась медсестра.
– Где дефибриллятор? [11] – строго спросил доктор Браун, вводя внутрисердечно препарат. – Почему он еще не готов? Вечно вы возитесь…
Он выразительно поглядел на медсестру. Та покраснела и опустила глаза, боясь встретиться с врачом взглядом.
– Где Эдвард? Почему я ни до кого не могу докричаться?
– Я здесь, доктор Браун, – тихо произнес молоденький медбрат, растерянно переминавшийся с ноги на ногу возле двери.
– Вам особое приглашение надо? – накинулся было на него док, но, заметив охваченного страхом Генриха, спросил: – А вы что здесь забыли?
– Я… я… я, – перепуганным голосом бормотал тот.
– Вон! Вон отсюда! Сестра Грейс, почему в боксе посторонние?.. Дефибриллятор готов?
– Да, док.
– Вам нужно уйти, господин Тейлор. Мы сделаем все, что от нас зависит, а может, и больше. Идите! – решительно подталкивая Генриха к двери, сказала Грейс.
– Разряд! – твердым голосом произнес доктор Браун.
Это были последние слова, которые услышал Генрих до того, как за ним захлопнулась дверь. «Разряд, – мысленно повторял он, до сих пор не веря в реальность происходящего. – Разряд…»
…Хмурое, ничем не примечательное январское утро забрезжило сквозь закрытые шторы королевской спальни. Анна, ни на секунду не сомкнувшая глаз из-за сильного храпа мужа, тяжело вздохнула. Воспоминания о прошедшей ночи не наполнили ее радостью или вдохновением. Лежа рядом с тучным мужчиной, она чувствовала себя подавленной, нелепой, а главное, совершенно несчастной. Обещанный братом рай… Анна горько усмехнулась. «Вот он – рай. Спящий грузный муж, чья рана источает жуткое зловоние, двор, порядки и законы которого я не понимаю, кривые улыбки придворных и их насмешки за спиной. Они думают, что я не знаю, о чем они толкуют, а я все понимаю, и от этого становится еще тяжелее на душе. Я вынуждена молчать и только улыбаться в ответ. Но где взять столько терпения и мужества, чтобы все вынести? Рай… Я вижу, что Генрих, мой законный муж, тоже с трудом меня выносит. Он старается быть вежливым со мной, но разве этого мне хочется? Немного любви и понимания – вот чего я хочу. Но здесь, впрочем, как и дома, я чужая. Видимо, этот крест и уготовила мне судьба, и придется мириться с выпавшей на мою долю участью. Смогу ли я?»
– Доброе утро, дорогая, – услышала она голос Генриха и вздрогнула.
– Доброе утро, Ваше Величество, – тихо ответила Анна и смущенно улыбнулась.
Ей очень захотелось что-нибудь добавить в ответ на пожелание доброго утра, но пока она подбирала нужные слова, король слабо пожал ей руку, встал и, прихрамывая, вышел из комнаты, оставив растерянную Анну в гордом одиночестве.
– Она еще хуже, чем я предполагал, – с такими словами Генрих встретил Кромвеля, когда тот вошел с утренним докладом. – Если я еще вчера вечером надеялся, что она сумеет разжечь в моем сердце хотя бы что-то наподобие искры, то сегодняшняя ночь показала, что ни ее внешний вид (а это было понятно и раньше), ни ее внутренняя красота, о которой вы пытались мне втолковать, не в состоянии вызвать во мне страсть. Она ужасна! Она… нескладна, бестолкова и неуклюжа! Где были ваши глаза, когда вы предлагали мне ее в жены? Я подозреваю, что вы свели меня с этой девицей специально. У вас были на то веские мотивы… Не так ли? Так или иначе, я хочу развода!
– Но, Ваше Величество, – посмел возразить ему Томас Кромвель, – я не думаю, что это возможно в настоящий момент. Вероятно, после сегодняшней ночи королева может родить наследника…
– Не может! – стукнув по столу кулаком, воскликнул Генрих. – Я оставил ее такой, какой она была до приезда в Англию. Я не трогал ее, это… это невозможно! О, если бы вы только знали, какой дурной запах исходил от ее уродливого тела. Груди, как сморщенные яблоки, живот, как… как суфле, но только не сладкое. Она лежала, как бревно, словно ее надели на копье. Никакой реакции… Я пытался, Томас, исполнить свой королевский долг, но, видит Бог, я не смог. Я не смог даже поцеловать ее, а о том, чтобы прикоснуться к этому чудовищу, и речи быть не могло… А все благодаря вам, господин Кромвель. Благодаря вам я нахожусь в дурацком положении. Значит, герцог Норфолк был все-таки прав: у вас были особые причины нанести мне такой бесчестный удар. Вас подкупили…
– Могу ли я осведомиться, о чем вы говорите, Ваше Величество? Я не понимаю вас, – самым любезным тоном спросил Кромвель, внутренне холодея.
Его природное чутье, развившееся с годами, подсказывало ему, что грядет буря, и тогда… Тогда Тауэр может стать его домом на долгие годы, и это в лучшем случае. В худшем – плаха. Враги уже многие годы пытаются подловить и уничтожить его. Они неоднократно затевали интриги, но всякий раз он, Томас Кромвель, выходил сухим из воды. Не собирался он сдаваться и сейчас.
– Если Ваше Величество сочтет возможным поделиться со мной этими мыслями, вы окажете мне честь…
– Достаточно, господин Кромвель, – отмахнулся от него Генрих. – Хватит пустых слов, я устал от них.
Генрих встал и, хромая, приблизился к Кромвелю. Тот стоял неподвижно. Ни единый мускул не дрогнул на лице советника, когда король остановился вплотную к нему и пристально поглядел в его глаза.
– Я начинаю понимать, господин Кромвель, почему вы втянули меня в эти грязные игры… Деньги и власть! Ведь именно к этому вы стремитесь? Да, герцог Норфолк был прав. Вы хотели сделать из меня послушную марионетку, готовую в любой момент выполнить любое ваше желание. Вот к чему вы стремитесь! У меня было время подумать, и я пришел к выводу, что ваши действия наводят меня на мысль об измене.