Не мешкая ни секунды, охранники, грузно топая по гулкому полу, побежали вслед за пленницей.
– Безрукие бестолочи! – гневно сверкнул глазами герцог Саффолк. – Не сносить им головы, если Катерина все же успеет добежать до часовни первой. Король будет очень недоволен. И виноватыми в этой ситуации окажемся мы, попомни мое слово.
– Тогда, чтобы как-то усмирить его гнев, надо пойти вслед за всеми, – предложил Джеймс. – Леди Джейн, приступайте к сбору вещей королевы. Но помните: только самое необходимое.
– Как прикажете, милорд, – поклонилась старая фрейлина преисполненным достоинства поклоном.
– Благодарю вас, – склонившись в ответном поклоне, ответил граф и вышел вслед за Чарльзом.
А тем временем события в часовне развивались очень драматично. Ворвавшись в часовню и нарушив уединение короля, Катерина вызвала новый приступ ярости у Его Величества. Непродолжительный разговор расставил все точки над «i». Судьба королевы была решена раз и навсегда. Не желая ее больше видеть, король направился к выходу, где и столкнулся лицом к лицу со своими друзьями.
– Вам невозможно доверить даже такую малость! – в сердцах вскричал Генрих. – Почему я все должен решать сам?
– Простите, Ваше Величество, виной всему оказалось падение одного из охранников. Королева воспользовалась моментом и… – опустив голову, ответил герцог, понимая, какая сейчас может разразиться буря.
– Ничего не желаю слушать! – взвился король. – Охранников, допустивших такой досадный промах, немедленно казнить! А ее… ее посадить под арест и завтра же… слышите? завтра же отправить в аббатство Сайон. Граф, я поручаю вам уведомить архиепископа Кранмера, что желаю поскорее покончить с этим делом.
– Как прикажете, Ваше Величество, – хором ответили герцог и граф, переглянувшись. Желание поскорее избавиться от ненавистной жены могло означать только одно: у короля на примете новая пассия. Вот только кто ею станет?
– Я уезжаю, прикажите подать карету, – сурово добавил Генрих и двинулся по коридору в сторону выхода.
– Но вы очень устали, милорд. Может быть, стоит остаться на ночь во дворце? Опять же, погода не располагает к путешествиям, – предложил Джеймс.
– Нет, я не могу находиться под одной крышей с этой распутницей, – холодно ответил Генрих. – К тому же я обещал Анне отужинать у нее. И намерен выполнить свое обещание.
Король с безразличием проводил взглядом охранников, которые несли королеву, находившуюся без сознания, и, презрительно фыркнув, отвернулся. Для него начиналась новая жизнь, где не было места ни старой страсти, ни сожалениям о ней.
– Поторопите прелата, Джеймс, – повторил король, повернувшись к графу Стаффорду. – Я хочу наказать эту женщину за то унижение, которому подверглось королевство в моем лице. Представляю, какую иронию эта новость пробудила в наших врагах! Карл, вероятно, хохотал до обморока, а Франциск… о, я могу только догадываться, как он прокомментировал интересные новости, и то письмо, что я получил от него неделю назад, является прямым доказательством верности моих предположений. Послание было написано в таком снисходительном тоне, что мне было тошно его читать… Катерина и люди, бывшие с ней в сговоре, должны ответить за все!
С этой минуты, когда король столь решительно произнес вслух эти страшные для всех участников дела об измене слова, стало понятно, что никому не удастся избежать наказания. Герцог Норфолк и его приближенные на этот раз потерпели окончательное поражение. Одним это стоило жизни, для других обернулось ссылкой и опалой, третьи канули в неизвестность. Но в борьбе, и политической тоже, не бывает побед без чьего-либо поражения. Самое страшное заключается в том, что подчас в результате этой борьбы страдают невинные люди, а главные злодеи остаются как бы в стороне и в итоге выходят сухими из воды, чтобы далее, согласно своей злодейской природе, вынашивать новые коварные планы и осуществлять бессовестные замыслы. Так было всегда, и, увы, пока живет в сердцах людей зависть и жажда власти, которую многие готовы приобрести любой ценой, история будет повторяться снова и снова. Заниматься каким-либо делом трудолюбиво и ответственно – сложно, и немногие на это готовы, но вот влезть во власть и получить незаслуженные почести любым путем – это то, к чему стремятся многие…
Катерина, находившаяся несколько недель в аббатстве, так до конца и не верила, что ее земной путь подходит к завершению. Никто, кроме прелата, не навещал ее. Да и архиепископ Кранмер не говорил ничего определенного, только расспрашивал бывшую королеву, выуживая из ее слов все новые и новые доказательства ее вины. Королева, утомленная бесконечными расспросами, так устала, что готова была подписать все что угодно, лишь бы закончились мучения, связанные с заточением. Она просто умирала от монотонного, аскетичного образа жизни, принятого в аббатстве. Молитвы утром, молитвы в обед и в вечерние часы. Жизнерадостной Катерине, привыкшей к веселью, такая жизнь казалась адом, поэтому она соглашалась со всем, что говорил ей прелат, убеждавший Катерину, что делает все, чтобы повлиять на короля и заставить его изменить свое решение. Но дни пролетали за днями, а ничего не менялось. От одиночества и тоски королева впадала то в апатию, то в ярость. Но все равно продолжала верить, что король простит ее, и жизнь опять превратится в один нескончаемый праздник.
Декабрь сменился январем. До королевы доходили слухи об опале герцога Норфолка и ее тетки, которой только чудом удалось избежать заточения. Знала она и о страшном конце Френсиса Дерехема: король приговорил его к самой ужасной казни, какая только существовала в королевстве. Монашки и послушницы в ужасе пересказывали друг другу жуткие подробности этой сцены, положившей конец существованию личного секретаря королевы. Их удивило, с каким равнодушием приняла Катерина новость о смерти человека, который в замке герцогини Норфолк считался ее мужем, а потом стал самым близким другом королевы. Но вот когда ей сообщили о смерти Томаса Калпепера, Кэтрин разразилась такими бурными рыданиями и впала в столь длительную истерику, что аббатиса Сесиль всерьез стала опасаться за ее здоровье.
– Это я его погубила, только я во всем виновата. Господи, прости мне мой грех! Боже, прошу тебя, сжалься! Я не хотела этого. Мои руки навсегда останутся в крови!.. Да-да, посмотрите! Они все в крови!.. Он не должен был умереть… Ха-ха-ха… Это была только игра… да-да, только игра. Было так весело… Ха-ха-ха!
Истерика Катерины не прекращалась: она хохотала, как умалишенная, никого не узнавала и ни на что не реагировала. Когда же настоятельница приказала отвести королеву в ее келью, Катерина вдруг стала серьезной и крайней подозрительной. Она смотрела на монахинь так, как смотрит волк на охотников, сумевших загнать его в угол.
– Вы хотите меня убить! Я это знаю. Вы демоны!.. Прочь, сатана!.. Не подходите ко мне!.. Нет, не смейте меня трогать!.. Уберите руки!.. Прочь! Я не буду это пить! Не хочу…
Настоятельница насильно влила ей в рот настойку из трав для успокоения нервов. Связав разбушевавшуюся королеву, ее отнесли в отведенную ей келью и оставили там до утра, искренне надеясь, что снадобье поможет королеве прийти в себя.