– А сама откуда?
– Так с России мы. С Белгородчины. Дом-то мой там сгорел, а новый уж и не отстрою. Вот такая жизнь у меня на старости лет. В прислугах. Сын неизвестно где. Брат вернется, укажет на четыре стороны – и останется по миру идти или в дом престарелых… Скорее бы уж на тот свет. Думаю, хоть там Господь воздаст мне за страдания.
Баграм поморщился. История его тоже проняла. Для Кавказа бросать родителей и не помогать им – это низ морального падения. Но у русских, оказывается, вон как бывает! Впрочем, что еще ждать от мошенника?
– Как сына найти? – спросил Баграм.
– А он и вас обманул? То-то вы такие строгие.
– Обманул.
– Много украл, сволочь такая?
– Очень много…
– Ох, беда-то!.. Не знаю, как найти, – развела она руками. – Вот клянусь, если бы знала – сказала. Как же он мне надоел… Хотя и жалко его. Свой же ведь…
Она опять всхлипнула. И слезы покатились по щекам. Налетчики смутились.
– Женщины, дети есть у него? – спросил Баграм.
– Да какие женщины? Только с шалапутками связывается. Туда и деньги все деваются. Шалава из мужика завсегда все деньги вытянет. А матери на молоко не дает!
Поняв, что больше ничего не узнают от хранительницы этого очага, армяне устроили обыск. Пытались найти хоть что-то, что поможет в розыске беглеца. Забрали какие-то бумажки, толстую записную книжку, лежавшую на тумбочке около телефона.
Давид кидал добычу в рюкзак. Остановился перед книжной полкой. Увидел книгу армянского писателя Стефана Зорьяна «Семья Амирянов». Давид был не чужд прекрасного, поэтому взял ее до кучи. Если не прочитает, так хоть полюбуется творением знаменитого земляка.
– Вот что, женщина, – напоследок сказал Баграм. – Сын если появится…
– Ой, да когда он появится, знать бы…
– Так вот – если появится, передай ему, чтобы готовился деньги отдать. Иначе ему не жить.
– И кому отдавать-то? Он знает?
– Скажи, долг у него за Ярославль… Вот, пускай письмо до востребования сюда пошлет. – Баграм протянул записку. – Не придет сам – найдем мы. И тогда пощады пусть не ждет.
– Передам, конечно. Если жива буду. – Мария Илизаровна вздохнула горестно и поежилась.
– Все, женщина. Живи. Твое несчастье, что сын у тебя дурак. Но дети нам Богом даны.
Выходя из дома, Баграм, движимый неожиданным порывом, положил на буфет купюру в пятьдесят рублей. Для него деньги не такие большие, а женщину, может, от голода спасут…
Когда они ушли, Мария Илизаровна стянула кофту и брезгливо бросила ее на диван. Уселась в кресло-качалку перед камином. И просидела так несколько минут, приходя в себя. По лбу струился холодный пот. Представление отняло у нее много сил. Но сыграла она блестяще.
Действительно, Баграм, обладающий недюжинной проницательностью, ни на секунду не усомнился в ее правдивости. Что говорить о Давиде, который шел, про себя возмущаясь черной сыновьей неблагодарностью и думая о том, что тот негодяй заслуживает жестокой казни.
Наконец, поднявшись с кресла, Мария Илизаровна подошла к комоду, взяла с него пятьдесят рублей, положила в шкафчик, к деньгам на мелкие расходы. Усмехнулась. Ну что ж, какой-никакой, а гонорар за это выступление в театре одного актера. Учитывая, что ее жизнь висела на волоске, этот полтинник тянул вообще на миллион.
Да, представление кончилось благополучно. Волновать должно было лишь одно – не прихватили ли эти дикари с собой что-нибудь такое, что могло бы вывести на сына. Но это не особо беспокоило Марию Илизаровну – она предусмотрела такое развитие событий, заблаговременно выкинула, сожгла, порвала все то, что могло хоть как-то привести к сыну. В доме не осталось ни одной его фотографии, даже детской, ни одной записочки. Сам он всю необходимую по работе информацию записывал в блокнот, с которым не расставался.
Ошибалась старая мошенница не часто. Но именно тут ошиблась. В чем ей предстояло вскоре убедиться…
Следующие дни Маслов и Павлюченков провели в разъездах. Перво-наперво отправились по месту жительства покойного Сивухи.
Тот занимал тесную комнату в трехкомнатной коммунальной квартире под Ворошиловградом. Третий месяц нигде не работал, в связи с чем его мечтал увидеть местный участковый, чтобы предупредить об ответственности за тунеядство.
Оперативники опросили соседей по коммуналке.
– Уголовник он, – безапелляционно заявила соседка, нажившая к сорока годам два подбородка и одышку. – Так на нас свысока всех смотрит. Мы, мол, грязь под ногами… Хотя грубостей не было. Просто нас в упор не видел…
Другой сосед, пьянчуга, был куда более лоялен:
– Нормальный парень. Но с придурью. Однажды приехал откуда-то, дает мне двадцать пять рублей одной купюрой и говорит: отдавать не надо, но напейся за мою пропащую душу до поросячьего визга.
– А вы? – спросил Маслов.
– Пришлось пойти навстречу. – Пьянчуга вздохнул. – А потом меня на товарищеском суде разбирали. Но это к делу не относится… В общем, дурковатый он…
Сотрудники милиции характеризовали Сивуху как субъекта на удивление замкнутого, с окрестной братвой не якшавшегося. Единственная его страсть – игра в карты.
В комнате Сивухи провели обыск. И открытия не заставили себя долго ждать. На полке под потолком хранились химикаты, перья и прочие принадлежности для вытравливания текстов и подделки документов. Также там нашлись печать, которой щедро украшались фиктивные документы, и бланки накладных. В тайнике под полом были схоронены семь тысяч рублей и три ждущих переделки паспорта.
Доказательств, что Сивуха был причастен к совершению мошенничеств, было более чем достаточно. Вот только жаль, что ему уже теперь не задашь вопросов, не припрешь к стене вещдоками.
Из Ворошиловграда оперативные сотрудники двинули в Киев. Маслову надо было разобраться с продлением командировки и всякой бюрократией, а также получить в кассе министерства деньги на командировочные расходы – того, что он взял, не хватало.
– Деньги тают, хотя сейчас и не весна, – прокомментировал он.
Действительно, одни гостиницы поглощали денежные запасы, как пылесос «Вихрь» пыль, да еще поезда, междугородние автобусы.
В Киеве финансисты разобрались, как можно с одного счета на другой перебросить деньги, так что с трудом, но средства к существованию Маслов добыл. Иначе пришлось бы возвращаться в Москву, а потом опять лететь сюда.
Помимо борьбы с бюрократией, он с Павлюченковым пытался найти в Киеве следы Перпедюлиной-Савойской. Ни по каким адресным бюро на территории Украины такая личность не значилась. В Москве сидевший на штабе капитан Крикунов сумел отыскать в информационно-вычислительном центре МВД СССР сведения о ней. Действительно, была такая, 1901 года рождения, до войны трижды судима за мошенничества, но по тем гуманным законам получала небольшие сроки. Звали ее Мария Илизаровна. Кличку имела Машка Пулеметчица, а до этого – Баронесса. О ее послевоенной судьбе ничего не было известно.