«Абреки до тебя не нашли, мусорская морда», – так и хотелось сказать Марии Илизаровне, но, понятное дело, она ничего такого не сказала. Лишь нарочито равнодушно пожала плечами:
– Фамильные драгоценности. Которые ЧК изъять не успело.
– Вы делаете ложные заявления, гражданка Савоськина, – официально уведомил следователь. – Любой эксперт скажет, что вот эти драгоценности с такими клеймами созданы не раньше пятидесятых годов.
– Не знаю я ничего!
– Вот ведь разжирели, кровососы! – неожиданно взорвался тщедушный дедулька-понятой в форме железнодорожной вооруженной охраны. – Это что, за эту вот паразитку я в Гражданскую на Врангеля ходил?
– Так войны давно нет. Благосостояние советского народа растет, – хмыкнула Мария Илизаровна. – Пора людям и для себя пожить.
– Человек, который живет для себя, а не для общего дела, – это не наш, не советский человек, – строго произнес Верзилин.
– Вы намекаете на мое дворянское происхождение?
– Происхождение ни при чем. Все дело в сути… Всё, призываю участников следственного действия ограничиваться замечаниями, имеющими отношение к порядку производства и результатам обыска. Продолжим…
Долго не удавалось найти ничего важного, пока Маслов не принялся за подвал. Там лежали дрова и бумага для растопки камина. Среди них были бланки – те самые, киевской типографии, аналогичные тем, что использовались для совершения мошенничеств. Уже что-то. Хотя и косвенное, но доказательство.
Следующую находку сделал Павлюченков. Из серванта вытащил завалившуюся телеграмму.
– Так, что за послание? «Мама, купил куклу, буду завтра. Любящий сын», – прочитал он и удовлетворенно добавил: – И число – 25 декабря.
– Отчитался сынок об успехах, – поддакнул Маслов, вспомнив, что именно тогда было совершено мошенничество в Свердловске.
– О чем вы? – процедила дворянка. – Сын купил японскую куклу. Для интерьера, если вам знакомо это слово. Она наверху.
– Ну да. Конечно. Японскую. Для интервьюера, – поддел Маслов, специально коверкая слово.
– Интерьера, – брезгливо поправила Мария Илизаровна…
Больше никаких ценностей, денег, нажитых преступным путем, вещественных доказательств найти не удалось.
Верзилин присел на стул напротив раскачивающейся в кресле-качалке хозяйки дома:
– Мария Илизаровна, к вам официальный вопрос. Ответ будет занесен в протокол.
– Задавайте.
– По нашим сведениям, ваш сын завладел значительным количеством денег. Где они?
Она пожала плечами, ничего не ответив.
– Где деньги, гражданка Савоськина? Лучше их отдать добровольно. Избавите себя от многих проблем.
– Воровал сын, как вы утверждаете. А деньги я должна отдавать?
– Вы должны знать, где они.
– У вас неправильные понятия, кто и что должен… Я ничего не знаю…
Наконец пытка кончилась. Обыск завершился, и гости откланялись. Мария Илизаровна облегченно перевела дух. Она легко отделалась.
Главное, деньги не нашли. Они надежно схоронены за сараем.
Она улыбнулась. Деньги есть! А с остальным разберемся…
Баграм не раз сокрушался о том, как же ему не хватает Шалого. Знающего все ходы и выходы, хитрого, владеющего воровскими и милицейскими премудростями. Без него армяне были как без головы и рук. Иногда Баграма так и подмывало взять билет на поезд до Черкасс, повторить маршрут на разбитом автобусе, заявиться опять в поселок Гаврилов Ям и попросить помощи. Но он знал, что так не делается. Варнак выполнил договор, послал с ними своего самого пробивного человека. И дальше уже не его дело.
Айратяны отработали почти всю записную книжку. При этом Давид так вошел во вкус, убедительно заливая людям о множестве причин, по которым ему нужен Лилиан Савоськин, что иногда с трудом выходил из образа. Однажды он сболтнул после очередного неудачного захода в трест «Запорожмясо»:
– Как же нам эту папку вернуть?
– Какую папку, племянник? – Баграм решил, что тот над ним смеется.
– Ну, которую нам этот тип оставил.
Баграм тревожно взглянул на племянника – тот говорил настолько искренне, что, похоже, подвинулся умом:
– Э-э, ты про чего?!
Давид встряхнул головой, как будто очнулся. И нервно рассмеялся:
– Ой, Баграм! Что-то у меня уже все мозги затуманены. Ходим, ходим. Я уж и не понимаю: зачем, почему, кто я такой.
– Ты Давид. Мы ищем мошенников. Мы хотим забрать деньги и наказать их. Понятно?
– Знаю, – вздохнул Давид и неожиданно воскликнул: – Я хочу домой!
– Я тоже хочу. А можем мы это сделать?
– Нет.
– Так пошли дальше…
Адреса постепенно иссякали. Нужно было искать какие-то нестандартные пути. Вечером в номере гостиницы «Октябрь» Баграм спросил:
– Давид, что бы ты делал, имея грузовик денег?
– Дом бы построил.
– Еще?
– Машину купил. «Волгу». «ГАЗ-24».
– Их еще в продаже нет.
– Когда у меня деньги будут, то уже появятся.
– Хорошо. «Двадцать четвертую». А еще?
– Оделся бы, обулся бы. В кино ходил.
– В кино, – хмыкнул Баграм.
– Ну, или в театр. Богатым только в театр.
– В театр, – еще шире улыбнулся Баграм.
– В рестораны. Те, которые подороже. Чтобы оркестр. Официанты в пиджаках и бабочках. И хрустальные бокалы.
– Серебряные вилки, – поддакнул Баграм. – И шампанское.
– Нет. Мне и газировки бы хватило. В крайнем случае немножко коньяка. Главное, чтобы красота была. И чтобы тебе все кланялись – швейцары на входе, официанты на выходе. А иначе что туда ходить? Поесть и дома можно.
– Рестораны… Лилиан в Запорожье постоянно бывает. Должен по ресторанам гулять. А их не так много.
– Не понимаю, – посмотрел Давид на дядю.
– Пройдемся по ним.
Для очистки совести армяне отработали и этот вариант. Придумали очередную слезливую историю, зачем им некто Лилиан, – описание внешности и даже фотография прилагается. Для убедительности просьбу свою смазывали трешкой, а то и пятеркой. Такова уж природа швейцаров – брать на лапу. Это не меняется ни при капитализме, ни при социализме. И при коммунизме они тоже найдут что взять, если только останутся тогда рестораны.
Один из швейцаров в ресторане только что построенной гостиницы «Интурист» на проспекте Ленина, глядя на фотографию, снял фуражку, вытер пот и кивнул: