Она хотела броситься прочь, но года уже не те, чтобы по лесам и оврагам метаться. А ребята по ее душу пришли молодые – догонят и скрутят в два счета. Поэтому она опустила мешок на землю, поборов желание бросить его в овраг – все равно ведь найдут. И стала ждать.

– Далеко собрались, Мария Илизаровна? – спросил Павлюченков, выходя из машины.

– На свалку ненужные вещи выбросить. – Она узнала того опера, который маячил в ее доме в прошлый обыск.

– Так уж и ненужные?

– Если вам треснутые банки и старые тряпки нужны…

Павлюченков кивнул. Следом за ним вылез из салона Маслов. Он был доволен. Похоже, комбинация удалась. Хотя об успехе ее можно будет судить после того, как выяснится, что в узелке.

Оперативники знали, что Мария Илизаровна приглашает к себе домработницу. И решили использовать этот фактор. Особенно на руку было то, что домработница являлась родственницей участкового, вместе с которым удалось уломать женщину поиграть в их игру. Марфа была немного простовата, но обладала хватким крестьянским умом. Хотя и перепадали ей от соседки-дворянки кое-какие денежки за работу, но в глубине души она терпеть не могла зажравшуюся барыню с ее барчуком. Не без оснований считала, что такой дом и такая обстановка не могут появиться на трудовые доходы. А высокомерное презрение к окружающим, проступающее сквозь подчеркнутую вежливость, после революции вызывало в народе не подобострастие, а злость. Так что Марфа согласилась сыграть свою роль. С чем справилась блестяще – обмануть такую матерую волчицу не каждому дано.

Вбросив дезинформацию, оперативники терпеливо ждали на выбранной заранее точке. Они получили в УВД танковый прибор ночного видения, единственный на все управление, к тому же являющийся секретным – за него пришлось расписываться в нескольких журналах и выслушивать инструктаж о необходимости бережного отношения к данному аппарату. Пускай лучше все жулики уйдут безнаказанными, но танковый ПНВ должен быть возвращен обратно во что бы то ни стало. Овчинка стоила выделки. Сидя в засаде, Маслов ощутил могущество современной техники. Непроглядной тьмы для него не существовало. В окулярах прибора был свой мир – теплые предметы виделись зелеными, будто пылали. А мерцающая человеческая фигура, появившаяся во тьме, была похожа на привидение.

В результате удалось взять бывшую дворянку тепленькой.

– Разверните кулёк, – попросил Павлюченков.

– Пожалуйста. – Мария Илизаровна послушно развернула сверток и выложила на асфальт тряпки, рогожу.

– Что там еще?

– Старая банка.

– Ничего важного, – кивнул Павлюченков. – Забирайте свой скарб.

– Ох, спасибо. – За язвительным тоном Мария Илизаровна попыталась скрыть волну ликования – ей в очередной раз удалось обвести всех вокруг пальца.

– Хотя… – Павлюченков насмешливо посмотрел на нее. – А в баночке-то что?

– Бумажный мусор.

Павлюченков сорвал газету, которой была обернута стеклянная банка. Она была закрыта крышкой, залитой воском, чтобы не проникали влага и воздух.

Встряхнув банку и осмотрев ее, Павлюченков кивнул:

– В чем-то с вами соглашусь. Деньги действительно мусор. Но ведь без них никак…

Позже, когда с понятыми составлялся протокол осмотра и выемки, были пересчитаны все сторублевые купюры, лежавшие в банке. Выяснилось, что в трехлитровую банку удалось плотно забить сто одиннадцать тысяч рублей…

Глава 50

Конвоир завел Аптекмана в ставший ему почти что родным кабинет в МУРе. Пока оперативники искали «автомобилистов», как раз подоспели очередные эпизоды по старому мошеннику. И Маслов был намерен внести в них ясность.

Разговор, как всегда, начался с общих рассуждений и воспоминаний.

– А вы знаете, Моисей Абрамович, мне недавно довелось познакомиться с вашей давней подругой, – поведал Маслов.

– С кем же, позвольте поинтересоваться? – с любопытством посмотрел на старшего инспектора мошенник.

– Перпедюлиной-Савойской.

– Она жива!

– И до недавнего времени процветала.

– И не бросила ремесло?

– Нет.

– Узнаю Машку Пулеметчицу!

– Но главная скрипка в семье – ее сын. Мы задержали его за мошеннические действия в общей сложности на несколько сот тысяч рублей.

– А я в нем не сомневался, – произнес Аптекман с оттенком гордости. – Мне еще, когда он только пошел в школу, казалось, что это очень способный мальчик.

– На все способный.

– Вы его задержали?

– А как же, – улыбнулся Маслов. – У нас не забалуешь.

– И сколько ему светит?

– До пятнадцати. А то и расстрел.

– Девяносто три-прим?

– В корень зрите!

– Неосторожно с его стороны, – осуждающе произнес Аптекман. – С нашим государством в такие игры не играют.

– Закон суров, но он закон, – процитировал Маслов латинское изречение.

– Вообще-то ни к чему такие жесткости, уважаемый Владимир Валерьевич. Вон, помню двадцатые-тридцатые годы. На нас смотрели сквозь пальцы. Срока давали небольшие. Поэтому я и успел за свою жизнь отсидеть одиннадцать раз. Разве я сейчас, при таких драконовских законах, отсидел бы одиннадцать раз?

– Вряд ли.

– Отец народов умел прощать слабости. И комедиантов не наказывал строго. У него были настоящие враги, политические. Умен он был, я вам скажу. Гораздо умнее моего дяди Изи. А ведь дядя Изя был настоящий гигант, к нему ходила за советом вся Одесса.

– По-вашему, за мошенничество таки не надо наказывать?

– Надо. Но легонько. Мы не душегубы, не разбойники. Мы милые люди, которым платят за театральные представления. Тогда уж сажайте артистов за каждый спектакль – они тоже вас обманывают и выдают себя не за тех, кто есть на самом деле.

Маслов усмехнулся:

– Люди в театр покупают билеты.

– Вот именно. А мы давали представления бесплатно.

– Которые в итоге обходились довольно дорого.

– За науку надо платить. – Аптекман глубоко затянулся протянутой папиросой «Беломорканал» – других табачных изделий он не признавал. – Вы, коммунисты, сейчас слишком закрутили гайки, – продолжил старый мошенник. – И до добра это не доведет.

– Почему? – Маслов усмехнулся. – Взбунтуетесь?

– Ой, вы таки не хотите смотреть в суть… Вы слишком опекаете людей. Перекладываете ответственность за них полностью на государство. В том числе ответственность за их собственную дурость. Вы делаете людей слабее. Вскоре они совсем перестанут различать обман.

– Так уж и перестанут?

– Перестанут. И тогда однажды их можно будет очень легко заморочить. И толкнуть в пропасть. Попомните еще мои слова.