После Февр. рев-ции 1917, приехав из сиб. ссылки в Петроград, вошёл в группу «межрайонцев» совм. с Л.Д. Троцким издавал ж. «Вперёд. На 6-м съезде РСДРП(б) (26 июля – 3 авг.) в числе «межрайонцев» принят в большевист. партию; чл. мандатной и редакц. комиссий съезда, канд. в чл. ЦК. На заседании ЦК 5 августа избран в узкий состав ЦК РСДРП(б), 6 августа – в состав Секретариата ЦК. 20 августа введён ЦК в редколлегию газ. «Пролетарии» (одно из назв. «Правды»); избран гласным петрогр. Гор. думы (чл. больничной комиссии). Чл. Петрогр. Совета РСД. 6 сент. делегирован думой для участия в Демокр. совещании (14–22 сент.). Как представитель большевиков участвовал в работе Предпарламента (7 окт. совм. с др. большевиками вышел из него). 20 сент. введён в муниципальную комиссию ЦК РСДРП(б) и в редколлегию ж. «Город и Земство». С 25 сент. член исполкома Петрогр. Совета РСД от рабочей секции.
В дни Окт. вооруж. восст. член Петрогр. ВРК. Дел. 2-го Всерос. съезда Советов РСД, избран чл. ВЦИК. 3 нояб, подписал ультиматум большинства членов ЦК РСДРП(б) меньшинству по поводу формирования «однородного соц. пр-ва» Член Учред. Собр. (от Пскова). С 20 нояб. (до янв. 1918) пред. сов. делегации на переговорах о мире с Германией в Брест-Литовске; 2 дек. в числе других подписал перемирие с Германией и её союзниками. По вопросу о заключении мира с Германией стоял на позициях Троцкого – «ни мира, ни войны».
На заседании ЦК РСДРП(б) 18 февр. 1918 заявил: «Я вчера думал, что немцы наступать не будут; раз они наступают, то это полная победа империализма и милитаристич. партий… Мне казалось бы обязательным подписание мира только в том случае, если бы наши войска бежали в панике,…если бы народ требовал от нас мира. Пока этого нет, мы по-прежнему должны бить на мировую рев-цию» [ «Протоколы ЦК РСДРП(б)», с. 2011 Поддерживая позицию «левых коммунистов» по отношению к заключению мира, 22 февр. совм. с Ф.Э. Дзержинским и Н.Н. Крестинским не присоединился к заявлению «левых» о развёртывании широкой агитации против линии ЦК, т. к. это «может повести к расколу партии» (там же, с. 210). 23 февр. совм. с Дзержинским и Крестинским подал в ЦК партии заявление о том, что возможный раскол партии опаснее для рев-ции, чем договор с Германией: «… не будучи в состоянии голосовать за мир. мы воздерживаемся от голосования по этому вопросу» (там же, с. 216). 24 (ревр. подал в ЦК заявление, что, являясь противником заключения мира, отказывается от участия в работе сов. делегации, «но ввиду категорического постановления ЦК, считающего обязательным моё участие в мирной делегации,…вынужден в интересах сохранения возможного единства партии подчиниться этому решению и еду в Брест-Литовск лишь как консультант, не несущий никакой политической ответственности» (там же, с. 227). Дел. 7-го съезда РКП(б) (6–8 марта); на заседании съезда 8 марта Крестинский от своего имени и имени Иоффе внёс резолюцию: съезд полагает, что «…тактика неподписания мира в Бресте 10 февраля этого года была правильной тактикой, т. к. она наглядно показала, даже самым отсталым отрядам международного пролетариата, полную независимость рабоче-крестьянского правительства России от германского империализма и разбойничий характер последнего» («7-й Экстренный съезд РКП(б). Март 1918». Стенографич. отчёт, М., 1962, С. 128, 136]: резолюция была отвергнута съездом; избран канд. в чл. ЦК.
В марте – апр. чл. Петрогр. бюро ЦК РКП(б). В апр– дек. полпред РСФСР в Германии, затем на др. гос. и парт. работе. Будучи смертельно больным, покончил жизнь самоубийством..
Использованы материалы статьи Б.Я. Хазанова в кн.: Политические деятели России 1917. биографический словарь. Москва, 1993.)
–
Иоффе представлял собою человека средних лет невысокого роста, с очень интеллигентным выражением лица резко семитического типа. Курчавая, довольно длинная борода обрамляла его лицо с большими, красивыми глазами, в которых светились и ум, и хитрость, и доброта. Он радушно приветствовал меня и тут же добавил:
– Вы, наверное, хотите поскорее повидать Леонида Борисовича Красина… Он вас ждет с большим нетерпением. Мы сейчас его позовем… Марья Михайловна, – обратился он к своей секретарше, – будьте добры, попросите Леонида Борисовича. Скажите ему, что Георгий Александрович здесь.
Она вскочила, было, чтобы идти, но затем, по-видимому, передумала, нажала кнопку электрического звонка и сказала:
– Я пошлю за ним лучше Таню…
В столовую вошла молодая девушка, которую Марья Михайловна мне представила:
– Позвольте вам представить… Это горничная товарища посла, товарищ Таня.
Мы обменялись с товарищем Таней рукопожатиями, и Марья Михайловна попросила ее пригласить Красина, который, оказалось, жил здесь же в посольстве.
Пришел Красин.
– Леонид Борисович, не выпьете ли вы с нами кофе со сливками, и настоящого кофе, а не эрзац? – кинулась к нему Марьи Михайловна.
Красин отказался, сказав, что он уже напился кофе в общей столовой. Мы стали говорить о делах посольства. И Красин и Иоффе напирали на то, что ждут от меня приведения в порядок дел, находившихся в хаотическом состоянии и указывали на разные частности. Марья Михайловна, сидевшая с нами, все время вмешивалась в разговор, перебивая всех без всякого стеснения и вставляя свои указания, часто весьма нелепые, к которым Иоффе относился с какой то отеческой снисходительностью. На это маленькое совещание был приглашен и мой старый товарищ, Вячеслав Рудольфович Меньжинский, ныне начальник Г.П.У, который тоже жил в посольстве и состоял в Берлине, генеральным консулом.
– Ты, Георгий Александрович, – говорил Красин, – обрати внимание на систему денежной отчетности, бухгалтерию, а также на делопроизводство… Сейчас здесь сам чорт ногу сломит. Когда нужна какая-нибудь бумага, ее ищут все девицы посольства и в конце концов не находят.
– Да, – поддакивал Иоффе, – наш бюрократический аппарат действительно сильно прихрамывает.
– Да как же ему не хромать, – перебил Красин, – ведь публика у нас все неопытная… Конечно, все они xopoшие товарищи, но дела не знают. А потому путаница у них царит жестокая.
В конце концов, из этой беседы для меня стало ясно, что штат посольства весьма многочислен, но состоит из людей, совершенно незнакомых с делом. И вот Иоффе, обратившись ко мне, сказал:
– Я вас очень прошу, Георгий Александрович, привести все в порядок, указать, как и что должно делать…
– А не столкнусь ли я с уязвленными самолюбиями? – спросил я. – Не пошли бы в результате моих реформ всяческого рода дрязги?
И Иоффе, и Красин, и Меньжинский стали уверять меня, что с этим мне нечего считаться. Все обещали свое содействие. В частности, Иоффе заметил, что сам, плохо зная бюрократический аппарат, дает мне «карт бланш» делать и вводить все, что я найду нужным.
– Да, мы даем вам «карт бланш», – развязно и с комической важностью, подтвердила и Марья Михайловна. Затем мы все вместе отправились вниз в помещение, где находились канцелярии, и Иоффе и неизбежная, по-видимому, Марья Михайловна знакомили меня со служащими. Здесь же были представлены мне 2-ой и 3-ий секретари посольства, товарищи Якубович и Лоренц (ныне полпред в Риге). Особенно долго мы оставались в помещении кассы, разговаривая с кассиром, товарищем Caйрио.