Отойдя от заведения Юайджи, Дойтен покосился на оставленный строителями храм, зажмурился от блеска солнца на сияющем золотом колесе оголовка колокольни и заглянул в часовню. В тесном полумраке монашки не оказалось, стражник только пожал плечами, и Дойтен по непонятной ему самому причине повеселел и уже с облегчением миновал раскрашенную карусель, затем ворота, вновь заскрипел мостками, потому как по горбу соседнего моста ползали каменщики, подновляя и обихаживая древнее сооружение, и вскоре уже стучал в ворота заднего двора заведения, словно не мог зайти через главный вход.
Ворота приоткрыл старик Аол, заставив Дойтена вспомнить, что три ночи назад именно он впускал Клокса, который лежал теперь на льду, во двор трактира, и это воспоминание вновь испортило усмирителю настроение. Во дворе за столом все так же сидел Юайс, но кольчужка с наложенным и наскоро прихваченным к ней куском мешковины с вынесенным на него плетением лежала в стороне, и жаровня потухла, и ветер шевелил светлые пряди на лице Юайса, а сидящая рядом Гаота и вовсе спала, положив голову на руки, поэтому Дойтен решил, что и Юайс спит. У забора, сложив готовые сети, доходяга Тьюв бодро сплетал веревки. Транк с сыновьями возле сарая грузили на телегу жерди и какие-то тюки. Дурачок Амадан пытался им помогать, но скорее – мешал. А между тем старина Клокс лежал на льду. Молочница, от мыслей о которой сердце Дойтена застывало, тоже лежала на льду. Убитая Дойтеном Олта, обратившаяся в кошку с нежными подушечками на лапах, – лежала на льду. И девчонка Ойча пропадала неизвестно где, а Граброк продолжал жить своей жизнью. И даже жмурился осеннему солнцу и…
Дойтен плюнул себе под ноги, прогромыхал сапогами по ступеням, миновал обеденный зал, в котором юркая Иска натирала тряпкой столы, поднялся на самый верх, но только за тем, чтобы вытащить из-под лежака ружье и вернуться во двор. Вскоре он уже сидел напротив Юайса и хмуро разбирал на части диковинное устройство для стрельбы.
– Не пригодится, – негромко сказал Юайс, который, как оказалось, не спал.
– С чего ты взял? – хмуро спросил Дойтен. – Я, конечно, не егерь, но сомневаюсь, что крупного зверя можно взять голыми руками. Даже если он к тебе выйдет. К тому же мне показалось или и в самом деле в этом самом замке целое гнездо мерзости? Ну вот, скрутишь ты этого… медведя-кузнеца. А дальше? А дальше выскакивают его дружки и протыкают тебя стрелами.
– Нет, – проговорил Юайс. – Этого не будет. Если я возьму зверя, расплата будет иной.
– Это какой же? – прищурился Дойтен.
– Они числят меня отступником, – объяснил Юайс. – Поэтому устроят поединок. Честный, по их разумению, но что уж делать. Какие противники, такая и честь.
– Подожди, – не понял Дойтен, смачивая из масленки суконку. – Ты сейчас о чем? От чего ты отступился? От черных егерей? Где они, кстати?
– Готовятся, – пробормотал Юайс. – К схватке. Как стемнеет, пойдем на площадь у торжища. Егеря тут ни при чем, Дойтен.
– А кто при чем? – не унимался Дойтен. – Ты хоть делай поправку на то, что я судья всего один день. Разъясняй, а то ведь стрельну из ружья – потом будем собирать зверя по кусочкам.
– Да, – кивнул Юайс. – Ружье у тебя такое, хоть крепостные стены пробивай. Хорошая работа, явно тэрские мастера ладили. Разброс какой?
– И в этом разбираешься? – оторопел Дойтен. – Нормальный разброс. На сто шагов полтора локтя дает.
– Картечью не набивай, – посоветовал Юайс. – Лучше крупная дробь. А еще лучше – литые пули. Есть?
– Есть, – буркнул Дойтен. – Десяток найду. Так что, все-таки ждем дракона или зверя так боишься?
– Ждем дракона, – кивнул Юайс. – Зверя боюсь, только дурак ничего не боится, но я его возьму. И дружков никаких не будет. Но поединок случится обязательно… Уже потом. Увидишь. И вот тогда никто из вас не вмешается вовсе. Ни с ружьем, ни с луком, ни с самострелом, ни с чем. Это будет последняя проверка, Дойтен. Если я возьму зверя, меня не оставят в покое.
– Кто не оставит?.. – понизил голос Дойтен. – Я понимаю, Юайс, что ты можешь мне и сказочки рассказывать, но ты хоть имена-то называй!
– Очаг, Дойтен, – проговорил Юайс. – Тот самый, о котором ты должен был слышать. Поскольку если Черный Круг – это ядовитый шершень, то Очаг – его жало. Я был у них…
– Святой Вседержатель… – оторопел Дойтен. – А еще где ты был? В Черном Кругу был? Младенцев на алтарях Черной Троицы резал? Дайреда славил, заживо сжигая женщин и стариков? Когда ты все успел? И где этот проклятый Очаг находится?
– Где хочешь, – ответил Юайс. – Может, в Тимпале, по соседству от храмовых палат. Откуда мне знать? В любом городе могут оказаться и Черные Колдуны, и выходцы из Очага…
– И как же ты к ним попал? – не понял Дойтен.
– При желании-то попасть не сложно, – проговорил Юайс. – Много лет назад я искал кого-то, кто думает не только о самом себе. Услышал глашатая, выкрикивающего о наборе учеников, которые хотят стать великими воинами во славу родной земли. Притворился юным придурком, который хочет воспитать в себе доблесть и мечтает защищать униженных и оскорбленных, и стал одним среди таких же, как и сам. Хотя и старался выглядеть самым глупым среди всех. Способности у меня были, так что уже через полгода я стал одним из первых учеников. Хотя с первого дня чувствовал, что не доблесть воспитывает в своих учениках этот орден. А потом не прошел испытания. Отказался убивать человека. Тогда попытались убить меня, но не преуспели. Я бежал и постарался исчезнуть навсегда. Мне это удалось. А четыре года назад, тоже по осени, заглянул в развалины Кроны, где собираются егеря, и увидел там женщину. Она прибыла из Игла. Сын у нее пропал. Невысокий крепыш, который был ловок в борьбе. На кулаках да на поясах брал любого. И того, кто тяжелее его в два раза – тоже. На ярмарочной площади монету зарабатывал. И пропал так, словно его и не было. Но в Игле ей никто не хотел помогать. Королевским стражникам было не до ее сына. А у всех прочих лица бледнели, когда об этом речь заходила. Вот она и пошла к егерям.
– И помогли ей егеря? – поинтересовался Дойтен.
– Егеря такие же люди, как и все прочие, – ответил Юайс. – Хорошие охотники, но не более того. Вольное братство, которое может кого-то взять в свои ряды, кого-то нет. Король Тэра оплачивает очистку окраин королевства от нечисти, ну и ладно. Порой поселения платят, чтобы ополоумевшего зверя убрать с пастбищ. А порой появляются и проходимцы, называют себя черными егерями и пытаются обложить данью деревни. Всякое бывает. Но время было дорого. Егеря были в лесах, и я пошел с ней в Игл.
– И что? – удивился Дойтен. – Ну, заделался благодетелем, бывает. Как ты в Очаг попал?
– Проще простого, – пожал плечами Юайс. – Прибыл в Игл, купил одежду попроще да меч поплоше. Все свое сбросил у матери этого малого, а сам пошел на площадь. Правда, еще и волосы подрезал да зачернил. Заодно узнал, что еще и девчонка одна пропала. Сирота. Уличная. Удочерил ее мастер стражи, обучил кое-чему. Она оказалась охоча до разных воинских наук, да так способна, что перещеголяла всех иглских умельцев. А когда этот мастер стражи помер, вновь вылетела на улицу: родственники этого мастера выгнали девчонку из ее дома. Впрочем, ей уже за двадцать было. Ну вот, пошла она зарабатывать на площадь, стала чуть ли не всю монету собирать в фехтовании, стрельбе из лука, метании ножа. Да и на кулаках готова была прикладывать к ноге всякого. И тоже пропала.