– Уносить в мертвецкую, – скривился Юайс, Тьюв как раз снимал верхний наруч. – Вытащите нож. Чей он?
– Мой, – растерянно пробормотал Сос. – Но я не помню…
– Вытащ… – осекся Юайс. – Вытащи.
Тьюв снял второй наруч. Следующий и последний был залит кровью.
– Он прокусил три доспеха насквозь! – пролепетал Тьюв.
– Давай! – процедил сквозь зубы Юайс. – Глума, там в мешке еще и фляга с вином.
– Снадобье? – не понял Дойтен.
– Рану надо промыть, – прошипела Глума.
– А ну-ка! – рявкнул Буил. – Не на что тут смотреть… Ребятки. Хватайте зверя. Кому боязно, беритесь за сетки. Несем в мертвецкую! Ключник уже там. Надеюсь, на этом жатва в Граброке завершилась! Увидимся еще!
– Что с тобой? – повторила Глума срывающимся голосом, когда отряд Буила отдалился.
– Ничего страшного, – пробормотал Юайс, рассматривая собственную изуродованную руку. – Смотри-ка, браслет цел. Приготовься лить вот сюда. Бывало и похуже. Главное – сухожилия все целы. А так-то… Синяки, ссадины. Небольшой прокус. Вот, – он стиснул от боли зубы, – пальцы шевелятся. И сломано два ребра. Ничего, будем дышать через раз.
– Это – небольшой прокус? – воскликнул Тьюв. – Насквозь! В двух местах! Вот! Два клыка – две дыры! И я почти уверен, что если рука не сломана, то кость-то уж точно треснула!
– Лей! – сказал Глуме Юайс и удивился, подняв глаза. – Ты чего плачешь? И ты? – Он перевел взгляд на Гаоту. – Плакать пока не время.
Гаота не могла остановиться, рыдания душили ее.
– Ладно, – положил ей руку на плечо Дойтен. – Перестань. Все обошлось.
– Вот уж не думал, что увижу слезы на лице Глумы… – попробовал пошутить Чатач.
– Чатач, Сос, Фас! – Юайс опустился на колени, выставил перед собой руку. – Я буду в порядке через полчаса. Сходите в трактир, справьтесь, как там, и приведите сюда наших лошадей. Эта ночь будет беспокойной.
– Ты уверен, что мы можем вас оставить? – оглянулся на замок Фас.
– Опасность есть, – кивнул Юайс. – Но пока обряд не завершится, нам больше ничего не угрожает. И уж точно, он будет не на этой площади.
– Ладно, – кивнул Фас, – мы быстро.
– Все как обычно, – проговорил Юайс. – Мазь в глинке. Потом перетягивай руку холстиной.
– Ты будешь меня учить перевязывать раны? – спросила Глума. – Разве я тебя уже не выхаживала?
– Случалось, – усмехнулся Юайс. – Тьюв, снимай наручи со второй руки. Вот ведь, хотел сунуть ему в пасть левую руку, а как схлестнулись, все планы из головы вылетели. И посмотри в мешке, там мои собственные наручи лежат. Придется их надеть после перевязки.
– Тебе еще ребра надо перетянуть, – пробурчала Глума, заматывая руку. – И панцирь бы не помешал на грудь.
– Обойдусь, – прошептал Юайс. – Ты лучше готовь свой отвар; остался еще? Я бы глотнул.
– Глотнешь, – кивнула Глума. – Гаота. Подержи здесь.
– Нет, – сцепил зубы Юайс. – Тьюв, держи ты. Сейчас она начнет меня исцелять, даже если и не хочет этого. Нельзя!
– Я хочу! – всхлипнула Гаота.
– Что случилось? – понизила голос Глума.
– Магия, – проговорил Юайс. – Я прошел испытание, так что поединок будет, можешь быть уверена. Но была еще магия, и не та, что сотворила Гаота, об этом отдельный разговор, другая магия. Сос убил зверя не сам.
– Его что, кто-то за руку толкал?.. – прошипела Глума.
– Может быть, – задумался Юайс. – Я даже не уверен, что он помнит то, что случилось. Магия была лишь на него. Скорее всего, она осталась в нем еще после ворожбы на площади у ратуши. Враг нашел слабое место, но… Не уверен, что эта не была быстрая магия с руки на руку.
– Фас? Чатач? – нахмурилась Глума. – Я обоих их знаю несколько лет. Так же как и Соса.
– Я не охотился с ними, – вздохнул Юайс, пошевелил освобожденной от наручей левой рукой, стал распускать ею завязи на вымазанном в крови котто. – Но знаю, что они не со вчерашнего дня в черных егерях. И все же настаиваю на осторожности. Не отходи от Гаоты, Глума. Ей опасность грозит в первую очередь. Что там случилось с порохом?
– Что с ним могло случиться? – крякнул Дойтен. – Поджег я этот порох.
– Задержка, – объяснил Юайс. – Я уже чувствовал холод погани, она подобралась слишком близко.
– Кресало пропало, – сказала Глума. – Оно было в мешке. Я проверяла. Сейчас его нет.
– Я не брал! – повысил голос Тьюв.
– Брось, Тьюв, – поморщился Юайс. – Ты ведь все понимаешь, Глума? Сначала огниво. Потом нож.
– Сос? – спросила она.
– Если Сос, то не своею волей, – задумался Юайс. – Ладно. В любом случае эта погань не сладила бы со мной, но ослабила бы меня еще сильнее. И унесла бы и всех черных егерей и Тьюва.
– Да, – закивал Тьюв. – Холодом обдало, как будто голым в снег бросило. И вдруг так сладко показалось…
– Спасибо, Дойтен, – сказал Юайс. – Ты вовремя сообразил, что делать. Теперь ты, Гаота. Что ты сотворила с поганью? Я уж во всяком случае тебя этому не учил. Я не наставлял по противостоянию этой мерзости.
– Учил, – всхлипнула Гаота. – Ты же сам говорил, что каждое твое слово – наука. Я каждое слово и ловила. Вот и сделала все, как и ты…
– И все же… – процедил сквозь зубы Юайс, потому что Тьюв и Глума стали бинтовать и стягивать ему грудную клетку. – Мне показалось что-то знакомое в твоем колдовстве, но…
– Помнишь, – Гаота размазала рукавом слезы, едва не оцарапала кольчужкой щеку, – помнишь свое первое наставление на крыше бастиона? Тогда Сиона напустила на тебя туман. А ты его заморозил и обратил в иней. Я все те твои заклинания почувствовала, услышала и запомнила. А эта погань так была похожа на туман!.. Я ее заморозила. Она упала и рассыпалась.
– Да, – расправил усы Дойтен. – Уж на что опасна Лиственная топь, но зимой там этой дряни не встретишь.
– А потом? – не отставал Юайс. – Что ты сделала потом? Все-таки это не туман был… Яд куда делся?
– Здесь, – неохотно прошептала Гаота и показала обожженную ладонь с отпечатавшимся рисунком от рукояти меча. – Оно бросилось на меня, а мне некуда было его деть. И я отправила его в свой меч.
– Глума, завяжи ей еще и ладонь, – покачал головой Юайс.
Они мотались на лошадях по городу всю ночь. Не оставили вниманием ни единой улицы, ни единого переулка, ни единого пустыря, ни единого двора. Так же точно обыскивали город и стражники. К утру отряд Юайса замкнул круг у кладбища. И среди могил не было даже следа обряда. Когда начался восход, отряд вернулся к ратуше. Опавшую листву прихватило морозцем, и она не шелестела под ногами, а хрустела.
– Что будем делать-то, господин судья? – хмуро посмотрел на Дойтена Буил.