Леди Мэссей, выигравшая предыдущий кон, внезапно протянула руку и постучала ногтем по даме, лежащей перед ней.
– Paroli! [31] – нетвердым голосом быстро произнесла она.
Летбридж перевернул две карты и одарил ее насмешливым взглядом.
– Туз бьет даму, – сказал он. – Удача отвернулась от вас, миледи.
Она коротко, неуверенно рассмеялась:
– Уверяю вас, я не обращаю внимания на такие вещи. Сегодня проигрываешь, завтра выигрываешь – такова жизнь, то вверх, то вниз.
Игра продолжалась. И только много позже, когда гости встали из‑за стола и разбились на несколько групп, угощаясь изумительными легкими закусками и напитками, разговор вновь зашел о помолвке Рула. Леди Амелия, подкатившись к Летбриджу с бокалом горячего глинтвейна в одной руке и сахарным печеньем – в другой, обратилась к нему в свойственной ей безапелляционной манере:
– Вы собака, Летбридж. Кто тянул вас за язык с вашими новостями?
– Почему нет? – прохладно откликнулся его светлость. – Мне показалось, что всем будет интересно.
Леди Амелия допила свой глинтвейн и посмотрела на хозяйку, стоявшую в дальнем конце комнаты.
– Забавно, – заметила она. – Она и впрямь рассчитывала заполучить Рула?
Летбридж пожал плечами:
– Почему вы спрашиваете об этом меня? Я не принадлежу к числу конфидентов миледи.
– Гм! Вы всегда все знаете, Летбридж. Глупое создание. Рул не такой дурак. – Она стала высматривать мистера Дрелинкурта и в конце концов отыскала его, стоящего в одиночестве и задумчиво дергающего себя за нижнюю губу. Миледи захихикала:
– Это стало для него ударом, а?
Лорд Летбридж проследил за ее взглядом.
– Признайтесь, я доставил вам несколько приятных минут, миледи.
– Господи, да вы сущий гнус, дорогой мой.
Миледи заметила, что рядом с нею выжидающе замер невысокий мистер Паджет, и игриво ткнула его под ребра сложенным веером.
– Что вы теперь скажете о шансах Кросби?
Мистер Паджет захихикал:
– Или нашей красавицы хозяйки, мадам?!
Миледи пожала своими массивными белыми плечами.
– Ну, если вам так хочется совать нос в дела глупой женщины… – проворчала она и двинулась прочь.
Мистер Паджет перенес свое внимание на лорда Летбриджа:
– Клянусь честью, милорд, она прямо побледнела под слоем румян!
Летбридж взял из табакерки понюшку.
– Это было жестоко с вашей стороны, милорд, право слово!
– Вы так думаете? – проговорил его светлость со сладчайшей улыбкой.
– Безусловно, сэр, безусловно! У меня нет сомнений, что она питала надежды на Рула. Но у нее ничего бы не вышло. Полагаю, граф чересчур горд для этого.
– Даже слишком, – откликнулся Летбридж столь сухим тоном, что у мистера Паджета возникло неприятное чувство, будто он сказал нечто неприличное.
Он настолько уверился в этом, что вскоре поведал о состоявшемся разговоре сэру Мармадьюку Хобану, который лишь фыркнул в ответ и заявил:
– Чертовски неприлично! – после чего отошел, чтобы вновь наполнить свой бокал.
Мистер Кросби Дрелинкурт, кузен и предполагаемый наследник [32] милорда Рула, был явно не склонен обсуждать услышанные новости. Он ушел с вечеринки непривычно рано и отправился к себе на квартиру на Джермейн-стрит, снедаемый самыми дурными предчувствиями.
Он провел беспокойную ночь, вскочив ни свет ни заря, и сразу же потребовал подать ему «Лондон газетт». Его камердинер принес газету вместе с чашкой шоколада, которой мистер Дрелинкурт обыкновенно баловался первым делом после пробуждения. Мистер Дрелинкурт выхватил у него из рук свежий номер и раскрыл его дрожащими пальцами. Объявление о помолвке глянуло ему в лицо с неопровержимой угрозой.
Мистер Дрелинкурт уставился на него, словно зачарованный, не замечая, что ночной колпак съехал ему на лоб.
– Ваш шоколад, сэр, – равнодушно напомнил ему камердинер.
Мистер Дрелинкурт очнулся от своего секундного замешательства.
– Заберите эту дрянь с глаз моих долой! – взвизгнул он и швырнул газету на пол. – Я одеваюсь!
– Слушаюсь, сэр. Вы наденете голубой утренний костюм?
Мистер Дрелинкурт обругал его, уже не владея собой.
Камердинер, привыкший к дурному нраву мистера Дрелинкурта, остался безучастным, но при первой же возможности, пока его хозяин натягивал чулки, заглянул уголком глаза в «Лондон газетт». То, что он там прочел, вызвало у него легкую язвительную улыбку, после чего он удалился, дабы приготовить бритву, коей собирался побрить мистера Дрелинкурта.
Известие о помолвке потрясло мистера Дрелинкурта до глубины души, но привычка оказалась сильнее, и, когда с бритьем было покончено, он овладел собой настолько, чтобы уделить самое пристальное внимание собственному туалету. Результат потраченных усилий оказался потрясающим. Когда он наконец счел себя готовым к выходу, то был одет в голубой сюртук с длинными фалдами и огромными серебряными пуговицами, из-под которого виднелся очень короткий жилет, и в полосатые бриджи, перехваченные у колен розетками. Галстук заменил ему шейный платок, чулки он предпочел шелковые, а башмаки с огромными застежками имели такие высокие каблуки, что ему приходилось семенить, чтобы не упасть. Парик его имел зачесанный надо лбом hérisson [33] , расходился над ушами ласточкиными крыльями, а на затылке заканчивался длинной косичкой, упрятанной в черный атласный мешочек. Довершала наряд маленькая черная шляпа вкупе с разнообразной коллекцией брелоков и брошей; в руке он держал трость из волнистой древесины, щедро украшенную кисточками.
Хотя утро выдалось чудесным, мистер Дрелинкурт кликнул портшез и назвал адрес своего кузена на Гросвенор-сквер. Он осторожно сел в носилки, пригнулся, чтобы не задеть макушкой парика верх, носильщики взялись за ручки и понесли свою драгоценную ношу в северном направлении.
По прибытии на Гросвенор-сквер мистер Дрелинкурт расплатился с носильщиками и заковылял вверх по ступенькам к огромной входной двери особняка Рула. Привратник впустил его, хотя выглядел при этом так, словно с куда большей охотой захлопнул бы дверь перед носом этого посетителя. Мистер Дрелинкурт не пользовался особой любовью у домашних лорда Рула, но, будучи в некотором роде персоной привилегированной, он мог приходить и уходить, когда ему вздумается. Привратник сообщил ему, что милорд завтракает, на что мистер Дрелинкурт ответил небрежным взмахом своей лилейно-белой ручки. Привратник передал его ливрейному лакею, с удовлетворением отметив про себя, что утер нос этому сморчку.