Граф взглянул ей в глаза с противоположного конца коридора.
– Хорри, – ласково сказал он, – ты знаешь, как я ненавижу напрягаться. Не заставляй меня применять силу.
Подбородок чуточку опустился, а в мечущих искры глазах промелькнул слабый интерес.
– Отнесешь м‑меня с‑силой? И ты осмелишься?
По мрачному челу графа скользнула тень веселого изумления.
– Ты хочешь сказать, что сомневаешься в том, что я на это способен? – осведомился он.
Дверь в дальнем конце коридора, ведущая на половину слуг, отворилась, и оттуда вышел ливрейный лакей. Горация метнула торжествующий взгляд на графа, поставила ногу на нижнюю ступеньку лестницы, поколебалась, а потом развернулась и направилась обратно в библиотеку.
Граф закрыл за нею дверь.
– Во всяком случае, ты играешь честно, Хорри, – заметил он.
– Р‑разумеется, – отозвалась девушка, усаживаясь на подлокотник кресла и вновь отбрасывая в сторону многострадальную шляпку. – Я в‑вовсе не собиралась проявлять невежливость, но не люблю, когда ты обсуждаешь меня со своей сестрой.
– А ты не слишком торопишься с выводами? – предположил Рул.
– Но ведь она сама п‑призналась, что посоветовала тебе выпороть меня, – сообщила Горация, постукивая каблуком по ножке кресла.
– Она весьма здравомыслящая особа, – согласился его светлость. – Но, несмотря на ее советы, я пока еще не выпорол тебя, Хорри.
Смягчившись, новобрачная заметила:
– Нет, но я д‑думаю, что, когда она говорит обо м‑мне всякие гадости, вы должны защищать м‑меня, сэр.
– Видишь ли, Хорри, – многозначительно сказал его светлость, – ты существенно усложняешь мне эту задачу.
В библиотеке повисла напряженная тишина. Горация вспыхнула до корней волос и, страшно заикаясь, выпалила:
– М‑мне очень ж‑жаль. Я в‑вовсе не с‑собиралась вести себя н‑неподобающим образом. Что я н‑натворила на сей р‑раз?
– Ничего совсем уж страшного, дорогая моя, – уклончиво ответил граф. – Но, быть может, ты все-таки сумеешь удержаться от того, чтобы не предъявлять дикое животное высшему обществу?
Она весело захихикала, но тут же взяла себя в руки.
– Я боялась, что ты узнаешь об этом, – призналась девушка. – Но это в‑вышло случайно, уверяю тебя, и… очень з‑забавно.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – откликнулся Рул.
– Н‑нет, правда, Маркус. Она вспрыгнула на плечо Кросби и с‑сорвала с него парик. Но н‑никто не возражал, за исключением Кросби. Боюсь, что эту обезьянку плохо дрессировали.
– Думаю, что так, – сказал Рул. – Меня уже посещали подобные подозрения, когда давеча утром я обнаружил, что она… э‑э… раньше меня побывала за завтраком.
– О боже! – покаянно воскликнула Горация. – Мне очень жаль. Но у Софии Коулхэмптон есть маленькая обезьянка, и она повсюду берет ее с собой, вот я и п‑подумала, что хорошо бы завести такую и себе. Хотя, по п‑правде говоря, она мне не очень п‑понравилась, поэтому я не стану оставлять ее. Это все?
Он улыбнулся.
– Увы, Хорри, это – только начало. Думаю… Да, пожалуй, ты должна мне объяснить, что это такое. – Вынув из кармана пачку счетов, он протянул их ей.
Сверху лежал листок, исписанный аккуратным почерком мистера Гисборна. Цифры, цифры… Горация в тревоге взглянула на общую сумму.
– Это… это все мои? – запинаясь, спросила она.
– Все твои, – невозмутимо подтвердил его светлость.
Горация проглотила комок в горле.
– Я не с‑собиралась тратить с‑столько. Откровенно говоря, я не п‑понимаю, откуда взялась такая сумма.
Граф забрал у нее пачку счетов и начал переворачивать их один за другим.
– Да, – согласился он, – меня тоже всегда удивляло, что счета имеют свойство накапливаться. И, в конце концов, человеку нужно же во что-то одеваться.
– Да-да, – с надеждой подхватила Горация. – Как хорошо, что ты все п‑понимаешь, п‑правда, Маркус?
– Безусловно. Но, прости мне мое любопытство, Хорри, неужели обязательно платить по сто двадцать гиней за каждую пару туфелек?
– Что? – возмущенно возопила Горация.
Граф показал ей счет. Она с ужасом уставилась на него.
– О! – выдавила она. – Т‑теперь припоминаю. Понимаешь, Маркус… у них каблуки усыпаны изумрудами.
– Что ж, в таком случае мне действительно все понятно, – заявил его светлость.
– Да. Я надела их на свой первый бал в «Олмаксе». Они называются venez-y‑voir [46] .
– Это объясняет, вне всякого сомнения, – согласился Рул, – присутствие троих молодых джентльменов, коих я застал… э‑э… помогающими тебе облачаться давеча вечером.
– Н‑но в этом нет ничего такого, Рул! – запротестовала Горация, поднимая понуро опущенную головку. – Это вполне прилично – впускать в будуар джентльменов после того, как ты надеваешь чехол под платье. Я знаю, что так всегда делает леди Стоукс. Они с‑советуют, куда прикреплять м‑мушки, а куда цветы и какими д‑духами воспользоваться.
Если графу Рулу и показалось забавным, что новоиспеченная супруга наставляет его в искусстве обольщения, то он постарался не подать виду, и лишь уголки губ у него предательски дрогнули.
– Ага! – Он с улыбкой взглянул на нее сверху вниз. – Тем не менее мне представляется, что в этих вопросах я могу оказать тебе куда бóльшую помощь.
– Н‑но ты – мой муж, – справедливо заметила Горация.
Он вернулся к счетам.
– Это, безусловно, существенный недостаток, – признал он.
Горация, очевидно, сочла вопрос закрытым. Она заглянула ему через плечо.
– Ты н‑нашел еще что-нибудь столь же ужасное? – полюбопытствовала она.
– Дорогая моя, разве не сошлись мы с тобой на том, что тебе нужно во что-то одеваться? Я не ставлю под сомнение твои расходы – хоть, признаюсь, туфельки пробудили во мне любопытство. А вот что, скажем так, приводит меня в легкое недоумение…
– Знаю, – перебила она, с преувеличенным вниманием глядя себе под ноги. – Ты х‑хочешь знать, п‑почему я не оплатила их сама.
– У меня очень любознательная натура, – извиняющимся тоном пробормотал граф.
– Я не могла, – мрачно призналась Горация. – Вот п‑почему!
– Чрезвычайно уважительная причина, – мирно согласился его светлость. – Но мне казалось, я выделил тебе достаточное содержание. Должно быть, память меня опять подводит.