Он отступил от нее на шаг и принялся расхаживать по комнате.
– Рул! – произнес он наконец. – Он очень богат?
– Очень, – безутешно ответила она.
Слова теснились у мистера Херона в горле, жгучие, злые и страстные, но он не мог произнести ни одного из них. Жизнь нанесла ему самый жестокий удар, и он мог лишь пробормотать голосом, настолько тусклым, что даже ему самому он показался чужим:
– Понимаю. – Он вдруг заметил, что Элизабет молча плачет, подбежал к ней, взял ее за руки и увлек к софе. – Любовь моя, не плачь! – надтреснутым, срывающимся голосом произнес он. – Быть может, еще не слишком поздно: мы можем, мы должны придумать что-нибудь!
Но Эдвард и сам не верил своим словам, потому что знал, что ему нечего было противопоставить состоянию Рула. Он обхватил Элизабет руками и прижался щекой к ее локонам, а слезы девушки падали на его ярко-алый мундир.
Спустя некоторое время она отпрянула.
– Я делаю несчастным и тебя, – прошептала она.
При этих словах молодой человек опустился на колени и спрятал лицо в ее ладонях. Она не сделала попытки убрать их, но сказала:
– Мама была очень добра. Я получила разрешение рассказать тебе обо всем сама. Это… это должно стать нашим прощанием, Эдвард. У меня не хватит сил продолжать и дальше видеться с тобой. О, быть может, это неправильно – сказать тебе, что ты навсегда останешься в моем сердце… навсегда!
– Я не могу позволить тебе уйти! – страстно вскричал он. – Все наши надежды… наши планы… Элизабет, Элизабет!
Она ничего не ответила, и вскоре он поднял голову, раскрасневшийся и осунувшийся.
– Что я могу сделать? Неужели ничего?
Девушка жестом показала ему на место на софе рядом с собой.
– Ты думаешь, я не пыталась что-либо придумать? – печально спросила она. – Увы, мы и сами всегда знали, что все наши планы – лишь мечты, осуществить которые невозможно.
Он вновь присел, уперся локтями в колени и стал смотреть на носки своих сапог.
– Это все твой брат, – сказал он. – Долги.
Она кивнула:
– Мама рассказала мне многое из того, о чем я не знала. Все куда хуже, чем я представляла. Имущество заложено и перезаложено, а ведь надо думать еще и о Шарлотте с Горацией. За один вечер в Париже Пелхэм проиграл пять тысяч гиней.
– Неужели Пелхэм никогда не выигрывает? – с отчаянием в голосе пожелал узнать мистер Херон.
– Не знаю, – ответила она. – Он говорит, что ему ужасно не везет.
Он поднял голову:
– Элизабет, прости меня, если тебе больно это слышать, но приносить себя в жертву бездумному, эгоистичному Пелхэму…
– О, тише! – взмолилась она. – Ты же знаешь о роковой склонности в характере Уинвудов. Пелхэм ничего не может с этим поделать. Как и мой отец! Когда Пелхэм вступил в права наследования, то обнаружил, что наследовать уже нечего. Мама все это мне объяснила. Ей очень жаль, Эдвард. Мы плакали с нею вдвоем. Но она полагает, и я не могу с нею не согласиться, что мой долг перед семьей состоит в том, чтобы принять предложение лорда Рула.
– Рул! – с горечью вскричал Херон. – Он на пятнадцать лет старше тебя! Мужчина, достойный своей репутации. Ему достаточно было лишь швырнуть перчатку к твоим ногам, и ты… О боже, мне невыносима одна только мысль об этом! – Он взъерошил свои напомаженные кудри, приведя их в совершеннейший беспорядок. – Ну почему он остановил свой выбор на тебе? – простонал молодой человек. – Разве мало ему других?
– Думаю, – неуверенно сказала девушка, – он ищет союза с нашей семьей. Говорят, он очень горд, и наше имя… тоже очень гордое. – Поколебавшись, она добавила, краснея: – Это будет брак по расчету, какие сейчас в моде во Франции. Лорд Рул не станет… делать вид, будто любит меня, как и я его. – Элизабет подняла голову, когда золотые часы на каминной полке отбили удар. – А теперь я должна проститься с тобой, – с ужасающим спокойствием сказала она. – Я обещала маме – всего полчаса. Эдвард… – И вдруг она прижалась к нему и обняла. – Любовь моя, помни меня! – всхлипывая, пролепетала она.
Три минуты спустя дверь библиотеки с грохотом захлопнулась за мистером Хероном, шагающим по холлу к выходу. Волосы его были всклокочены, а перчатки и треуголку он сжимал в руке.
– Эдвард! – донесся с верхней площадки лестницы встревоженный шепот.
Он поднял голову, позабыв о том, как дико выглядит.
Самая младшая из мисс Уинвуд перегнулась через перила, приложив к губам пальчик:
– Эдвард, п‑поднимись! Я должна поговорить с тобой!
Он заколебался, но повелительный жест Горации заставил его подойти к подножию лестницы.
– В чем дело? – коротко бросил он.
– П‑поднимайся! – нетерпеливо повторила Горация.
Он медленно поднялся по лестнице. Его схватили за руку и втянули в большую гостиную, окна которой выходили на улицу.
Горация заперла дверь.
– Г‑говори потише! За стеной – спальня мамы. Что она сказала?
– Я не видел леди Уинвуд, – с тяжелым вздохом ответил мистер Херон.
– Глупец! Л‑Лиззи!
Сдавленным голосом он ответил:
– Она попрощалась.
– Этого не будет! – решительно заявила Горация. – П‑послушай, Эдвард! У меня есть п‑план!
Он взглянул на нее сверху вниз, и в глазах у него затеплился огонек надежды.
– Я сделаю все, что угодно! – сказал он. – Я весь внимание!
– Тебе ничего не придется делать, – заявила Горация. – Я в‑все сделаю сама!
– Ты? – с сомнением протянул он. – Но что ты можешь сделать?
– Еще н‑не знаю, но обязательно п‑попробую. Имей в виду, я вовсе не уверена в том, что у меня все получится, но очень н‑надеюсь на это!
– Но в чем состоит твой план? – настаивал он.
– Не скажу. Я рассказала тебе о нем только потому, что ты выглядел очень ж‑жалко. Доверься мне, Эдвард.
– Уже верю, но…
Горация подтащила его к зеркалу над каминной полкой.
– Тогда приведи себя в порядок, – строго сказала она. – Т‑ты только посмотри на себя. И треуголку свою ты всю скомкал. Вот так-то лучше! А т‑теперь иди, Эдвард, пока мама не услышала тебя.
Мистер Херон обнаружил, что его выталкивают за дверь. Он обернулся и схватил Горацию за руку:
– Хорри, не знаю, что ты можешь сделать, но если ты сумеешь уберечь Элизабет от этого брака…
На щеках у девушки появились две чудесные ямочки, а в серых глазах мелькнула улыбка.
– Знаю. Ты б‑будешь м‑моим самым покорным слугой. Ладно, согласна!