Моя Радость презрительно фыркнула и просветила меня, что дар визжать заложен с рождения в каждую женщину. И ради общего дела Малабонита готова не только напугать толпу визгом, но и, если понадобится, прилюдно станцевать перед ней нагишом. Последнее, к счастью, наш план не предусматривал, и мне пришлось поверить Долорес на слово, что она справится.
Она справилась не только с этой, но и с прочими обязанностями, которые помимо визга мы еще на нее возложили. И когда наблюдающие за казнью зрители, жандармы и градоначальство обратили взоры на центр площади, они узрели там именно то, что мы собирались показать им, а также Нуньесу и Гуго. Короче говоря всем, кто сомневался в силе молитвы Сенатора, включая его самого.
Чудо!
Возникшее из ниоткуда прямо посреди толпы, оно моментально приковало к себе все до единого взгляды. Не увидеть его и не разинуть от удивления рот мог разве что слепой. Причем это касалось и нас – устроителей сего чуда, намного более мистического, чем световые фокусы первосвященника. Даже мы невольно восхитились результатом своей работы, ибо он и впрямь был достоин похвалы.
Наш фокус тоже был световым, поскольку любой другой остался бы в темноте незамеченным. Церковники, их жертва и все, кто стоял по краям площади, видели сноп струящегося с земли света, медленно движущийся в сторону помоста. Свечение имело такой же голубой цвет, каким сияла клетка с нетопырями, правда по яркости заметно ей уступало. И несмотря на это, внезапно вспыхнувший второй источник «священного огня» вызывал куда больший трепет, нежели первый. Что ни говори, а мистика в сочетании с эффектом неожиданности – могучая сила.
Для тех зевак, которые стояли вблизи нового светоча, загадкой было лишь его появление, но не он сам. Да, фосфоресцирующие вараны-броненосцы считались в Аркис-Грандбоуле, как и везде, большой экзотикой, и не всякому здешнему обывателю доводилось прежде их видеть. Однако вряд ли кто-то из зрителей не признал в ползущей сквозь толпу рептилии эту редкую крупную ящерицу. Другой вопрос, откуда она тут взялась? Если бы варан был приведен сюда кем-то из зевак или выпущен из чьей-нибудь кареты, это явно не осталось бы без внимания. Но он вдруг возник прямо среди толпящихся в центре площади людей и мгновенно озарил темноту светом своей дивной чешуи.
Вызвавший немалый переполох, чудотворец Физз шествовал по брусчатке, а изумленный народ расступался перед ним, как воды того древнего моря – перед пророком Моисеем. Кое-где возникла толкотня. Заинтригованные зрители с краев площади наседали на впередистоящих сограждан, которые, уступая дорогу ящеру, пятились в обратную сторону. Жандармы на это реагировали вяло. Их внимание также было всецело поглощено чудом, а не толкающимися зеваками.
Терзаемые любопытством, Рейли со свитой в давку, само собой, не полезли. Вместо этого они, отринув чопорность, взобрались на козлы и крыши своих карет, откуда и следили теперь за перемещением священного животного.
В отличие от них я точно знал, кого оно собой представляет, поэтому наблюдал не за Физзом, а за Нуньесом. Для меня это было во сто крат интереснее светящейся рептилии. Все еще поддерживаемый под локти, первосвященник смотрел на движущийся к помосту свет так, как я, наверное, пялился вслед угоняемому вингорцами «Гольфстриму». Рот его ангелоподобия открывался и закрывался, словно тот хотел что-то сказать, но напрочь позабыл все известные ему слова. Клирики в испуге переводили взгляды с нашего чуда на этот рот, боясь не расслышать приказ, который, учитывая шок Нуньеса, требовалось еще и правильно истолковать. Его вытаращенные глаза совершенно не мигали. И если бы не дрожание его нижней челюсти и кистей рук, можно было бы подумать, что экзекуторы держат не живого человека, а окоченевший труп.
Рот умолкшего и ошарашенного Гуго также был открыт, но сейчас Сенатор выглядел не в пример живее своего палача. Де Бодье еще толком не видел, что стряслось, но уже осознавал: мы – здесь и делаем все возможное, чтобы избавить его от уготованной ему смерти. Глаза его блестели от слез. Похоже, он уже отчаялся нас увидеть, и вот теперь в нем снова забрезжила надежда.
А сопровождаемый криками удивления и страха Физз подступал к эшафоту все ближе и ближе. Неуклюжая, вразвалочку, походка ящера, его кривые лапы и болтающийся из стороны в сторону хвост плохо вписывались в образ ангельского посланника. Зато решимость, с какой он рассекал толпу, и выбранный им курс явственно указывали на то, что священное животное нарисовалось здесь не с бухты-барахты, а имело четкую цель. И с каждым пройденным Физзом шагом цель эта становилась все очевиднее как для Нуньеса, так и для вытягивающих шеи, взволнованных зевак…
Самое время, полагаю, раскрыть секрет нашего фокуса, хотя вы наверняка уже сделали это и без подсказок. Анатомия нашей аферы была не такой сложной, как многоходовые политические интриги госпожи Зигельмейер. Но благодаря тому, что мы нанесли противнику удар в нужное – с точностью до минуты – время и в нужном месте, эта незамысловатая схема великолепно сработала. И кабы не одно форсмажорное обстоятельство, которое под самый занавес нарушило ход нашего спектакля, можно было бы сказать, что освобождение Гуго прошло идеально.
Патриция явилась на казнь в числе первых зрителей не потому, что ей не терпелось занять для себя лучшее местечко. Оно было нужно не ей, а нашему «чуду», которое, укутанное в светонепроницаемое покрывало, прикатило на площадь вместе с интриганкой (Патриция обрадовалась как ребенок, узнав, что «очаровашка Физзи» до сих пор жив и здоров – во времена нашего с ней близкого знакомства она души не чаяла в моем «говорящем дракончике»).
В днище кареты госпожи Зигельмейер находился потайной люк, предназначенный для того, чтобы она и ее попутчики, если что, имели бы шанс незаметно ускользнуть от соглядатаев. Через это отверстие и выбрался на площадь Физз перед тем, как настал его час вступить в игру.
Само собой, что варан не мог просто взять и выползти из-под повозки. Такой трюк был бы чересчур примитивным и похерил бы на корню всю нашу иллюзию. За то, чтобы явление чудотворца народу не вызвало кривотолков и выглядело истинным чудом, отвечала Долорес. Изображая возницу, она прохаживалась вокруг запряженного парой лошадей экипажа Патриции, делая вид, что подтягивает упряжь, проверяет колеса и смазывает оси. Толпа в центре площади была не такой плотной, как у помоста, поэтому Малабонита могла без труда перемещаться вокруг кареты, не толкаясь и не привлекая к себе лишнее внимание.
Когда же сгустилась тьма и взоры всех зевак были направлены только на освещенный эшафот, заговорщицы спустили замотанного в покрывало Физза на землю, поскольку самостоятельно ползать он пока не мог. После чего Долорес аккуратно проволокла его сначала под днищем кареты, затем между лошадьми и пристроила ящера перед экипажем, а сама встала над тряпичным коконом, дабы никто случайно о него не запнулся. Все узлы на нем были загодя распутаны. Малабоните оставалось лишь дождаться, когда первосвященник примется за отходную молитву, и довести до конца свою работу.
Во время молитвы, когда зрители затаили дыхание в предвкушении казни, никто и вовсе не заметил, каким образом варан избавился от своей светомаскировки.