Book.

Профессор на какое-то время оторвался от дневниковых записей и представил себе свою мать в ставке английского командующего, который гладит её светлые, гладко зачёсанные назад волосы и обнимает её осиную талию. Как ей удалось провернуть столь опасную операцию, которая для неё была не более, чем весёлая забава? И, главное, если верить написанному – для кого? Получается, что не для норвежцев, а для оккупантов. Тех самых, которые оккупировали вскоре и её родину. И почему она пишет, что была в тот период времени беременна? Кем? Им, что ли? Но от кого? И кто тогда его отец? Инженер Эйнар Андреас? Но с ним она развелась сразу же, как только приехала в Норвегию в 1935 году, и они поселились в Осло, в респектабельном районе Frogner. А он-то родился в 1941-м. Неужели его отец тот самый Бенекке, гестаповец, представитель абвера в Норвегии? Хорошенькая новость, особенно, если узнаёшь о ней на седьмом десятке жизни! Впрочем, в этом нет ничего удивительного: у них там, в детском пансионате, про родителей не говорили ни слова, тем более, что все его воспитанники были, как правило, рождены от норвежских матерей, но по отцовской линии они были немцами, более того, немцами-эсесовцами и, как считалось, настоящими арийцами. Но эта «породистость» была важна для исчезнувших с лица земли эсесовцев, но никак не для норвежцев. И как теперь относиться ему к памяти своей матери, ведь она, по сути, бросила его, спасая свою жизнь. Ну да, она собиралась его забрать, как только устроится на новом месте в Испании. А, может быть, она просто хотела показать, что в новых политических условиях она отрекается от сына гестаповца? Выходит, что дороже ей была репутация, а не ребёнок. И когда же она работала на НКВД, а когда на гестапо? Понятно, что в Норвегию она приехала со своим мужем-коммунистом, будучи, наверняка, уже завербованной в Советской России, на немцев стала работать в 40-м, а вот на кого она работала после войны? Ведь такие, как она, люди либо устраняются, либо продолжают быть чьими-то агентами до самой смерти.

Размышляя на эту тему, профессор машинально листал страницы дневника и обнаружил запись следующего характера:

«… практически весь 1936 год мне приходилось ездить на полуостров Рыбачий, в посёлок Цып-Наволок, и встречаться там с норвежцем по имени Херман Аронсен. В 1933-м он был арестован, затем отпущен. Дело было закрыто Мурманским отделением НКВД по распоряжению из Москвы, в связи с передачей его в моё распоряжение в качестве связного. В посёлке проживало около ста норвежских и финских семей, которые селились здесь ещё в ХIХ веке и такой контакт под видом родственных связей был очень удобен для встреч. Мою информацию, насколько я знаю, он передавал какому-то финну, проживавшему в Печенге, на финляндской территории Петсамо. Хороший был мужик этот Херман, умный, надёжный, крепкий, да и по характеру душка. Жаль, что в 37-м его повторно арестовали, и вскоре, кажется, расстреляли. У меня таких, сексапильных, как он, больше не было».

Прочитав это, профессор удивился необычайной откровенности, которую проявляла его мать наедине с листом белой бумаги. Ведь, фактически, это рассекречивание оперативных данных НКВД, к тому же записи эти были сделаны, что называется, по горячим следам, когда выстроенная шпионская сеть была ещё только налажена и не имела, по всей видимости, провалов. Объяснение напрашивалось одно: либо эти записи подлежали уничтожению, но мать по какой-то причине не успела сделать этого, либо этот дневник подделка, не имеющая никакого отношения к ней. Но тогда кому адресовалась эта подделка? Ведь этот дневник в течение семидесяти лет после окончания войны мог уже такое же количество раз быть сожжённым или отправленным в макулатуру. Поэтому не верить в подлинность написанного в нём не хотелось, да и прилагаемые фотографии свидетельствовали о том же. Вот, скажем, очередная, где его мать стоит у своего дома, в который попала авиационная бомба союзников.

Размытая, нечёткая, но реально удостоверяющая, что находящаяся слева женщина есть не кто иная, как его мать, да и записи в дневнике подробно описывают это отнюдь не радостное событие. И если на минуту предположить, что это инсценировка, то, спрашивается, для кого она предназначалась? Нет, здесь всё подлинно. Поэтому он с жадностью продолжает чтение. С этим периодом её жизни ему всё ясно, да и с последующим тоже. Непонятным остаётся только, работала она на немцев, порвав с прошлыми хозяевами, или стала тем самым двойным агентом, перспектива стать которым светила и ему? И если да, то, отбросив идеологию и патриотизм, ей можно было позавидовать, потому что работать на два фронта, да ещё с такими могучими противниками-монстрами, какими были Германия и СССР, могла только очень смелая и изощрённая женщина. Ну, допустим, продолжала она работать на советскую разведку. Так почему же КГБ не шантажировало его раньше? Ещё в 1991 году, когда он был некоторое время корреспондентом газеты «Ньютид», органа социалистической левой партии Норвегии и когда к нему ну чуть ли не в друзья напрашивался его коллега по перу, корреспондент советской газеты «Рабочая трибуна» Михаил Бутков? Тот ничего не говорил о его матери, а просто акцентировал внимание на его русских корнях, как бы стараясь пробудить в нём национальный дух, и, видимо, склонить к работе на Советский Союз. Но внезапно эта назойливость прервалась, и причиной тому, возможно, явился развал СССР и бегство майора КГБ Буткова в Великобританию. Это было довольно громкое дело здесь, в Норвегии, и тот же «Ньютид» сообщил об этом 21 июля 1991 года. А потом, в 96-м, этот скандал с премьер-министром Турбьёрном Ягландом, которого изобличили в связях с КГБ и даже кличку его огласили «Юрий». Правда, позже оказалось, что всё это было не более чем происками жёлтой прессы, хотя к нему профессор имел довольно-таки непосредственное отношение. С премьером он был очень хорошо знаком, поскольку тот курировал проект EISCAT и уже в ту пору в нём принимал самое активное участие. Проект этот инициировали американские военные специалисты после того, как ознакомились в 1985 году с патентом выдающегося учёного, самого рьяного ученика и последователя Никола Теслы – физика из Техаса Бернарда Дж. Истлунда. Запатентованная его работа носила название «Методы и техника воздействия на участок земной атмосферы, ионосферы или магнитосферы», она значилась под № 4686605 и явилась эпохальным открытием в науке. Особенно активизировались американцы после того, как выяснилось, что установка, работающая на предложенном принципе, может наносить удар – без применения каких-либо боевых веществ и средств доставки – по любому району земного шара, и все дальнейшие разработки, связанные с ней, сразу стали «наукой в погонах». И «учёные» этой науки стали составлять львиную долю персонала аляскинского комплекса, строящегося в настоящее время гренландского и вот этого, норвежского. Вместе с этим и доля финансирования из военного бюджета Соединённых Штатов Америки стала такой же, львиной. Хотя официально Комплекс в Тромсё на сегодняшний день содержится семью странами: Норвегией, Швецией, Финляндией, Великобританией, Японией, Германией и Китаем. Но эти страны интересует, в основном, обнаружение пространственно-временного туннеля с помощью этой установки или, как ещё говорят, кротовых нор или червячных ходов или, совсем по-научному, мостов Эйнштейна-Розена и, таким образом, выход во Вселенную. А вот американцы рассматривают уникальные возможности её, прежде всего, как новый вид оружия.