В то утро мы явились на работу опустив головы. Но он ничего не сказал. Мы ждали весь день. Он не проронил ни слова. Промурыжил нас до вечера. И мы работали молча, даже не переглядывались. Вот до чего мы струсили. Вечером, когда все рабочие разошлись, он зашел к нам. У нас коленки затряслись, и он, должно быть, это заметил. Он усадил нас и сказал, что хочет с нами серьезно поговорить. Мы уже достаточно взрослые, чтобы понять.
— Вот что, старички… Сдается мне, вы любите фрукты? Прекрасно. Из этого я делаю вывод, что вы знаете все сады в округе? Ну, к примеру, сад папаши Буатара, что на Ореховой дороге? Понимаете, о ком я говорю? Ну, дом на выезде из деревни. Скрытый от всех. Он гораздо удобнее, чем сад кюре. Достаточно поставить кого-нибудь следить за дорогой — и спокойненько… В общем, объясняю. Вы чего хотите? Остаться маленькими недотепами, которые не разбирают, что хорошо, что плохо, или желаете, чтобы вас сцапали жандармы? Хочу, чтобы вы знали, парни. Кюре, может, и хорош для мессы, но в остальном — берегитесь! Если хотите знать, я знаком с теми, кто горько пожалел, что сходил к нему на исповедь… Столкнуться с Буатаром вы не рискуете: он перебирается в Виши. А потому взять у него немного фруктов — все равно что дать ему понять, что вы о нем думаете. В некотором роде…
Мы обалдели. Вот уж чего мы никак не ожидали! Жан, наш хозяин, объяснял нам, как и у кого лучше тырить! Это был просто переворот в наших мозгах!
— А вы, старички, хоть знаете, что такое Сопротивление?
Ничего мы не знали. Мы и вправду тогда были настоящими маленькими недотепами… Мы замотали головами. И тогда он нам стал рассказывать о Сопротивлении, о маки и обо всем… Мы слушали затаив дыхание. Он хорошо говорил. Смотрел нам прямо в глаза. Как мужчина с мужчинами. Отвечал на все наши вопросы и не держал нас за каких-нибудь сопляков. Он нас уважал. Мы такого еще не знали.
Ясное дело, он нас покорил.
Под конец он встал и сказал:
— Держите рты на замке. Я на вас рассчитываю, парни. До завтра.
На другое утро все, как обычно, вышли на работу.
С той только разницей, что с того дня мы подкладывали ему в котомку то грушу, то яблоко. Из тех, что крали из сада папаши Буатара.
Наши первые шаги в Сопротивлении…
И разрази меня гром! Эти фрукты имели привкус свободы! Такого я потом никогда не испытывал…»
Антуан набрал номер. В трубке долго раздавались гудки. Никто не ответил. Что за черт! Он снова позвонил. То же самое. Он положил трубку.
Дедушка с бабушкой говорят, что им нездоровится. Что, должно быть, все дело в погоде. Антуан не понял, при чем тут погода, но пояснений спрашивать не стал. Ему было грустно. Он оставил стариков смотреть телесериал и поднялся на чердак. Там он стал думать о Кларе. И о котенке Леоне. Он такой хорошенький. …Но как же такой маленький котик смог залезть в будку на высоком дереве? Все-таки странно. Дом Амели стоит на отшибе. Чтобы добраться туда, малыш должен был проделать долгий путь на своих маленьких лапках. Один. А сколько опасностей: собаки, коровы, лисы, машины, кабаны. Его могли либо раздавить, либо сожрать! Может, он травмирован… Может, теперь его мучают страхи? Кстати, разве с животными не бывает, как с людьми? Например, боязнь пауков… Впрочем, я от нее излечился. И тому есть доказательство: я могу спокойно смотреть, как паук плетет паутину прямо над проигрывателем, и не кричу, и у меня по спине не струится пот. А какой это паук? Крестовик, бокоход, каракурт? А может, птицеед? Да ладно, хорош преувеличивать… Бедняга Леон, если у него появилась боязнь пауков, плохо ему придется! В деревне пауки повсюду. Клара сказала, что по-испански «леон» — это «лев». Котенку подходит, ведь коты — тоже маленькие львы. А если Марсель ошибся и Леон окажется кошкой, тоже ничего страшного: надо просто прибавить букву «а»: Леона…
Антуан спустился с чердака и снова набрал телефонный номер. В трубке гудки. Он ждет.
— Алло, папа?
— Кто это?
— Это я…
— Кто это — я?
— Антуан.
— Но как, по-твоему, я должен знать, что это ты, если ты говоришь только «это я»?
— Но я же сначала сказал: «Алло, папа?»
— А, ну ладно. Быстро говори, что тебе нужно, я очень занят.
— Я хотел спросить, когда ты приедешь.
— А, понимаю. Знаешь, это будет довольно сложно. Я позвоню вечером.
Антуан вздохнул и побрел в кухню.
С банкой колы в руках он уселся на диван перед телевизором между бабушкой и дедушкой.
Они смотрели свой любимый сериал.
Поедая чипсы и соленые крендельки с тмином.
Временами всякая ерунда очень к месту.
И очень кстати, когда ни о чем не хочется думать.
Жерар приехал к Амели, но навстречу ему никто не вышел. Он обнаружил всех в кухне, причем они были так заняты, что почти не заметили его появления. Амели удалось уговорить Клару слезть с дерева, а Фанетту — с велосипеда. И она привлекла их помогать ей варить варенье. Из слив. В их обязанности входило раскладывать варенье по банкам и облизывать пальцы. Они были очень увлечены. Осталось только написать этикетки. Сделать эту работу вызвался Жерар. У него красивый почерк. Большая редкость у медиков.
Потом они поужинали в саду. Кроме Жерара, есть никому не хотелось. Весь день возле варенья — какой уж тут аппетит… Само собой… Потом все замерзли и пошли за толстыми свитерами. Комментарии следуют.
«Еще лето в разгаре, а погода — как осенью. Не знаешь, как одеваться… В самом деле, не поймешь, какое нынче время года. Это внесет полную неразбериху в циклы миграции и размножения. …Ну как же, уже началось! В прошлом году журавли улетели в октябре, а в январе вернулись! Вот какое дело…»
И все вдруг разом подняли указательные пальцы и брови. Склонили головы набок, чтобы лучше слышать. «О!.. Слыхали?.. Кажется, это там… Вот, опять…» И они услышали крик оленя. Ну и ну! Оленям, пусть ненадолго, плевать на климатические сдвиги. Фанетта прижалась к Жерару, а Клара к Амели, и все решили отправиться в лес, откуда доносился крик. Странно кричат олени. Пугающе и завораживающе. В этом есть даже что-то почти человеческое. Крик страдания. Он шел как будто откуда-то очень издалека. Из другого времени… Из глубины веков… Из глубины души… Амели сказала, что у нее от этого вопля стынет кровь в жилах. И Клара тут же попробовала представить себе застывшую кровь. Стаканчик… красный шарик… запах гемоглобина! Странный образ! Но образные выражения вообще штука странная. Особенно когда язык для тебя не родной.
И тут вдруг хлынул дождь. Жерар, смеясь, сказал Кларе:
— Знаешь, как у нас говорят? Льет, будто корова писает!
Клара воскликнула: