– Тебя подвезти?
Он приложил платок к разбитому носу и махнул рукой на стоящий рядом кирпичный пятиэтажный дом.
– Я здесь живу. Эти гады меня постоянно тут подкарауливают.
– И что, никто не вмешивается?
– Почему, иногда кто-нибудь защищает. Но потом Васька снова задирается. Если бы он один дрался, я бы ему показал!
– Надеюсь, больше он так делать не станет.
Мальчишка пожал плечами.
– Не знаю. Каникулы ведь. Может, и не побоится. У него отца нет, а матери он не нужен. Вот и отыгрывается.
Василиса смешно почмокала губами.
– У тебя телефон есть?
– Ну, есть. Только я жаловаться не буду.
– Это хорошо. Но ты и не жалуйся. Ты просто мой номер набери, и я уже буду знать, что Васька опять в своем репертуаре.
– Но ведь это то же, что нажаловаться.
Василиса серьезно посмотрела в его глаза.
– Знаешь, таким пакостным людишкам нужно обязательно давать отпор. Если они его не получают, они начинают верить в свою безнаказанность, и с ними справиться все труднее и труднее. Кто знает, до чего докатится этот Васька Белов? Возможно, и убьет кого-нибудь. И учти, произойдет это при твоем прямом попустительстве. Считая, что жаловаться непорядочно, ты его элементарно провоцируешь. К тому же я не прошу звонить мне постоянно. А только тогда, когда он тебя серьезно достанет.
Мальчишка призадумался. С этой точки зрении он на свое поведение никогда не смотрел.
– Ладно. Позвоню, если в самом деле достанет. А вы его найти сможете? Адрес его я давать не буду.
– Не проблема, узнаю. Давай пиши мой номер телефона!
Они обменялись номерами, и мальчишка пошел к себе, распрямив плечи и подняв голову. Впервые за полгода преследований Васьки Белова он чувствовал себя победителем.
Стоявший рядом Борис с интересом следил за преображением Василисы.
– Закончила биться за правое дело? Может, дальше поедем?
Она молча села в машину, и воинственно просила:
– Что, не нравится? Считаешь, я вмешиваюсь не в свое дело?
– Почему ты так решила? Просто мне бы хотелось, чтобы ты не делала это одна. Вдруг бы эта мелкота накинулась на тебя всем скопом?
Еще не остывшая от разборки Василиса с вызовом пообещала:
– Применила бы к ним пару болезненных приемчиков, только и всего!
– Чудно, чудно! Как сказал бы дед «ut cures ut», – в ответ на ее вопросительный взгляд перевел: – «подобное лечится подобным». А ты и в самом деле пойдешь на разборку с этим юным агрессором?
– Конечно. Нельзя, что такие типы оставались безнаказанными.
– Малое наказание предотвращает большое преступление?
– Однозначно. Сколько б мужчин не совершили преступлений, если бы им в детстве кто-то вовремя дал по шее!
– Но ведь бить детей непедагогично! Насилие порождает насилие. Ты с этим не согласна?
– Это смотря с кем. Ты думаешь, Ваське нужны твои увещевания?
– Мои вряд ли. Но если бы ты увещевала его часа два подряд, уверен, он бы надолго закаялся совершать что-нибудь нехорошее.
Василиса невольно засмеялась.
– Нет у меня времени увещевать его по два часа. Я ему лучше подзатыльник добрый дам. Знаешь, тоже очень действенная мера. У нас в деревне за озорство братьям частенько перепадало от соседских мужиков. Потому и выросли приличными людьми, что знали, без наказания не останутся. Зато и хвалили все, если что-то доброе сделали.
– Тебя наверняка хвалили?
– Хвалили. Хотя, бывало, и ругали. Я же старалась от братьев не отставать. И во всех их авантюрах участвовала.
Борис аккуратно повернул на нижний тракт и прибавил скорость.
Через некоторое время Василиса снова потребовала от него ответа, явно сравнивая с Виталием:
– Ты хочешь, чтоб я тихо проходила мимо?
– Это в принципе невозможно. Ты родилась валькирией. Поэтому не борись с собой, просто будь осмотрительней. Лучше вызвать полицию, чем безосновательно рисковать. Представь, сколько горя ты принесешь родным и близким, если с тобой что-то случится?
Василиса покаянно вздохнула.
– Я это понимаю, но пересилить себя не могу.
– Ну, с Виталием же ты вела себя по-другому.
– Да. И была не права. Нельзя стать тенью другого, даже очень хорошего, человека.
– Правильно. Хвалю.
Борис проехал охрану поселка, подъехал к своему коттеджу. Ворота гаража распахнулись автоматически, и они оказались в цокольном этаже. Он вышел из машины и хотел достать вещи Василисы, но она скандально спросила:
– Для чего ты все-таки меня сюда привез?
Он вздохнул и хотел пойти к ней.
– Не трогай меня! Объясни, зачем ты меня сюда привез?!
Борис напрягся. Настал момент истины, и от того, найдет ли он сейчас верные слова, зависит его с Василисой будущее.
– Я люблю тебя. Люблю давно. Я тебе это уже говорил. Но в то время ты была ослеплена своим юношеским обожанием и меня не услышала, к сожалению. Но теперь у тебя начался новый этап в жизни, и тебе решать, со мной он будет или без меня. – Василиса хотела что-то заявить, но он предупреждающе поднял руку. – Дай закончить! Я понимаю, тебе невместно говорить «да», ты еще не отошла от прошлых неудачный отношений. Но можешь ничего не отвечать. Просто подойди ко мне. До меня всего два шага.
Он протянул к ней руки, истово надеясь, что она сделает эти два шага.
Василиса долго смотрела на него, прислушиваясь к себе. Он упорно держал руки на весу, мысленно внушая ей: подойди, подойди! И она сделала эти два шага.
Он с силой прижал ее к себе, и она с изумлением почувствовала жар, разливавшийся у нее во всем теле. Ничего подобного рядом с Виталием она не чувствовала. Борис ее даже не целовал, но от него исходила такая мощная волна желания, что Василиса затрепетала.
Но вот он медленно, боясь вспугнуть, начал гладить ей спину, поднимаясь все выше. Когда его горячие руки легли ей на шею, по ее телу уже шли непонятные ей волны. Решив понять, что же это такое, Василиса подняла голову, подставив губы.
Он не замедлил воспользоваться приглашением. От его настойчивого поцелуя у Василисы начала кружиться голова, и ей пришлось крепко вцепиться в его плечи.
Это всего-то недостаток кислорода – профессионально объяснила она сама себе свое состояние, прекрасно понимая, что врет.
Он подхватил ее на руки и куда-то понес. Глаза у нее были закрыты из-за головокружения. А может быть, потому, что ей полагалось стыдиться. Во время близости с Виталием ей постоянно хотелось чем-то прикрыться. И было страшно неудобно, если он на нее смотрел.