Отец вновь повернулся ко мне. В его глазах застыла прозрачная, остекленевшая тоска.
— Ты просто устала, Джина, — он наклонил голову и задумчиво посмотрел на носки ботинок. — Ты просто устала, девочка моя. Когда ты покинешь эти стены, я повезу тебя к морю.
— К морю… — мне вдруг стало тепло и уютно. — Да, папа, это было бы совсем неплохо…
— Когда ты была маленькой, я делал это крайне часто. И твоя мама тоже любила там бывать…
— Папа, — я откинула со лба непослушный локон. — Но зачем нам было нужно куда-то ездить? Ведь мы жили у моря…
Отец резко вскинул голову, и я увидела, как в его глазах промелькнули огоньки растерянности.
— Откуда… — похоже, он не мог сразу найти подходящих слов. — Откуда тебе это известно?
— Я видела это во сне, — я снова попыталась улыбнуться, и на этот раз улыбка получилась неестественной и натянутой.
— Когда?
— Давно. Теперь уже давно. Недели две назад.
— Ты мне ничего об этом не говорила.
— Это было ещё до того, как ты появился здесь…
— И что ты ещё видела в этом сне?
— Больше ровным счётом ничего, — я пожала плечами и опять попыталась улыбнуться.
— Почему же ты решила, что у моря жили именно мы?
— Ну, я видела дом. Дом, стоящий на морском утёсе…
— Все ясно, — он улыбнулся, но его глаза оставались серьёзными. — А говоришь, что ничего…
— Папа! — я пристально на него посмотрела. — Это что, имеет какое-то значение?
— Наверное, нет, — он вздохнул и отвёл глаза.
— Тогда почему ты так настойчиво об этом расспрашиваешь?
— Это не настойчивость, детка, — его тон заметно смягчился. — Просто я очень внимательно наблюдаю за твоим процессом выздоровления и мне интересно знать, насколько быстро память возвращается к тебе.
— Она не возвращается, — теперь я опустила глаза. — Понимаешь, это, как мимолётное видение. Вспыхнет картинка, поманит немного, а потом — снова темнота…
Мне показалось, что он вздохнул с облегчением.
— Мы не жили в этом доме. Мы с тобой живём неподалёку. А там ты бывала, когда познакомилась со… своим мужем…
— Этот дом принадлежит ему?
— Да. Он достался ему в наследство от деда.
— И в твоём времени он уже не существует?
— Нет. Что-то произошло с ним в течение этой тысячи лет.
— Скажи, папа, а существует ли он сейчас?
У меня появилось ощущение, что возникла пауза длинною в жизнь. Отец странно и часто заморгал, на его лице отразилась гамма всевозможных эмоций, шрам на щеке налился полупрозрачной синевой, под глазами выступили небольшие красные пятна.
— Я опять сказала что-то не то? — невинно спросила я.
Он взглянул на меня, потом снова отвёл глаза.
— Всё то, — его голос прозвучал необычно глухо.
— Тогда почему… Почему ты так разволновался?
— Сам не знаю, — он шумно выдохнул воздух. — Просто я обрадовался, что ты… что ты вспомнила кое-что ещё… Что память, наконец-то, хоть и потихоньку, но всё равно возвращается…
— Папа! — я решительно тряхнула головой. — Не ври! Я же вижу, что ты говоришь неправду! Почему воспоминания об этом доме вызвали у тебя такую реакцию?
Он резко вскочил, бросился ко мне, крепко обнял. Я почувствовала, как его сильные, но в тоже время ласковые руки гладят мои волосы, но эти ласки показались неестественными.
— Мы жили на берегу северного моря, — прошептал он. — А вас с мамой я возил совсем в другое место, далеко-далеко на юг… В далёкий Кемберси…
— Папа! — я отстранила его от себя и заглянула ему в глаза. — Ты не ответил на мой вопрос!
Он опять засуетился, задёргался, глянул на часы, затем полез во внутренний карман пиджака.
— Прости, дочка, — его голос вновь стал глухим и ненатуральным. — Я совершенно забыл, что у меня сегодня — очень важная встреча…
— Ты опять мне лжёшь! — взвизгнула я. — Зачем ты это делаешь? Почему ты не хочешь сказать правду?
— Нет! — неожиданно громко закричал он. — Нет, ты все неправильно понимаешь! Нет!!!
— Правильно! — мой голос тоже сорвался на крик. — Я всё равно рано или поздно обо всем узнаю! Почему ты не хочешь рассказать мне правду прямо сейчас?!
Он промолчал. Его глаза сузились, и в них появился такой неимоверно космический холод, что я невольно поёжилась.
— Папа! — жалобно прошептала я. — Папочка! Ну, пожалуйста, скажи, не мучай меня…
— Мне пора, — сухо кивнул он. — Извини, дорогая, у меня действительно дела!
— Перестань обращаться ко мне таким официальным тоном! — опять завизжала я. — Если ты не хочешь мне ничего говорить, тогда вообще лучше не приходи! Да! Я больше не хочу, не желаю тебя видеть! Пусть я снова буду одна! Пусть меня никто не посещает! Пусть я окончательно сдохну в этой проклятой больнице!
Рыдания разорвали мою грудь. Мышцы горла переплелись меж собой, скрутились в упругий, готовый лопнуть от напряжения, жгут. Я глухо закашлялась. Пальцы ног свела судорога, потом боль быстро скользнула вверх по лодыжке и ледяным лезвием вонзилась в бедро. Моё тело невольно содрогнулось, напряглось, невидимая сила растянула его, как струну и перевернула на живот. Жуткий, душераздирающий вопль огласил палату, ставшую в один момент темной и мрачной.
Хлопнула входная дверь, рядом с отцом появилась Полли и другие люди в белых халатах. Их встревоженные голоса звучали наперебой, спрашивая, что произошло. Чьи-то руки закатали рукав моей рубашки, холодные пальцы прикоснулись к коже и начали ощупывать её, выбирая место для укола.
— Не-е-ет! — истошно завопила я. — Не-е-ет! Не на-а-до! Я не ха-ачу! Не ха-ачу больше никаких ук-о-лов!
Тонкое острие иглы уже было внутри. Моё тело ещё раз дёрнулось, пытаясь взметнуться вверх, но несколько пар рук плотно прижали его к больничной койке. Мышцы ощутили ещё несколько неприятных, жгучих инъекций.
Сознание затуманила мутная пелена.
Обволакивающая, чёрная простыня Нереальности старалась собрать все свои четыре угла в одном месте, завязать их узлом и поместить меня в этот импровизированный мешок. Липкое, густое Небытие постепенно вбирало меня в себя, успокаивало, убаюкивало, нашёптывала на ухо сказку безмятежного сна. И вдруг среди этого тихого, приятного бормотания я внятно различила голоса, принадлежащие Полли и моему отцу.
— Так что же всё-таки произошло? — обеспокоено спрашивала сиделка.
— Она спрашивала меня про один дом…
— И что в этом такого?
— Ничего. Просто я не слишком люблю про него вспоминать.