Цветы к сентябрю | Страница: 59

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Не волнуйтесь, — Николас попытался улыбнуться. — Вы здесь совершенно не при чём. Так, накатило…

Он посмотрел на открытый багажник автомобиля.

— Вы её навещаете? — участливо осведомилась женщина.

— Что?… Ах, да конечно…. Сейчас, правда, реже. Но стараюсь бывать на могиле хотя бы раз в месяц…

— Бедняжка, — глаза Милли увлажнились, и она жалобно шмыгнула носом. — Виновного так и не нашли?

— Нет, — Николас нахмурился. — Свели к тому, что некого искать. Обычная поломка — отказали тормоза…

— Вы её очень любили, — чувствовалось, что Милли нравится эта тема, и Николас почувствовал зарождающееся раздражение.

— Любил, — он насупился ещё сильнее. — Только к чему эти вопросы?

В глубине души теплилась надежда, что разговор всё-таки прекратится, но Милли и ухом не повела.

— А к тому, — она многозначительно подняла кверху указательный палец, — что теперь я понимаю, отчего вы до сих пор не женаты. И почему по сей день в вашем доме нет женщины…

— Здесь не надо быть сильно умным, — раздражённо бросил Николас. — И так понятно, что Дженни мне никто не заменит.

— А мне кажется совершенно другое, — Милли по-птичьи склонила голову набок, прищурив правый глаз. — По-моему, вы просто боитесь. Что подобное повторится вновь…

— Что повторится? — у Николаса перехватило дыхание.

— Повторится, что вы снова безумно влюбитесь и… и…

— Что «и…»?

— И опять произойдёт какое-нибудь несчастье! — женщина внезапно умолкла и часто заморгала.

— Возможно… — Николас с облегчением вздохнул. — Да, Милли, наверняка вы правы.

— Есть такое выражение… единожды предав… — женщина загадочно посмотрела на небо. — Но… к вашей жене оно не относится…

— Что вы имеете в виду? — сухой ком вновь появился в горле.

— Ничего, — Милли потупилась. — Если бы ваша жена совершила предательство, подобного можно было бы ожидать от другой женщины. И этого опасаться. Но у вас совершенно иная ситуация, поэтому мой вам совет — познакомьтесь с кем-нибудь. Не стоит себя загонять в гроб, вы ещё не старый. Возможно, жизнь только начинается…

— Благодарю вас, Милли, — Николас сухо кивнул. — Я обязательно это учту.

— Да не за что, — женщина, наконец, поняла, что разговор окончен, тяжело вздохнула и пошла в дом.

— Да-а, — глубокомысленно изрёк Николас. — У меня появилось ещё одно качество, я стал слишком подозрительным…. На мгновение мне показалось, что она действительно знает мою историю. Хотя, если поразмыслить здраво, откуда? Так себя можно совсем загнать, Ник…

Он опустил голову. Взгляд скользнул по предмету в обёрточной бумаге. Только теперь Николас понял, что его в нём беспокоило.

Надпись.

Это был почерк Дженни.


14 августа. Ещё позже

Принеся находку в кабинет, Николас поставил её на стол, шумно выдохнул и закурил.

— Этого не может быть… — тихо произнёс он. — Для меня Она умерла… А посему физически не смогла этого сделать…

Выдохнув табачный дым, он сделал шаг вперёд и протянул руку, чтобы развязать верёвку. Но в последний момент она повисла в воздухе.

— Не торопись, — процедил он сквозь зубы. — Суетливость давно ушла в прошлое. Сначала надо всё внимательно осмотреть…

Он включил люстру, но этого оказалось недостаточно. Тогда, придвинув настольную лампу, он зафиксировал абажур в нужном положении.

Медленно, дюйм за дюймом, он принялся осматривать бумажную поверхность.

Ничего особенного.

Он перевернул находку, но и на обратной стороне не нашёл никаких следов.

— Надпись сделана специальным маркёром… Достать подобный — не проблема, они продаются в любом магазине. Правда, там, где находится Дженни, магазинов нет…

Он ещё раз наклонился и осмотрел надпись.

— Она писала, не торопясь, — язык непроизвольно облизнул пересохшие губы. — Буквы не пляшут, рука не дрожала. Значит, Она неплохо себя чувствует…

Внезапно Николас почувствовал, что ему стало легче.

«Правильно… — ощущение лёгкости постепенно укладывалось в сознании. — Что я могу ещё ощущать, если знаю, что у Дженни — всё в порядке?».

В голову пришла другая мысль. Буквы были широкими и аккуратными, похоже, что писавшая давила на фломастер слегка.

— Она делала это с любовью… — Николас выпрямился и скрестил руки на груди. — Ну конечно, именно так…

Он поднял голову и посмотрел в потолок.

— Ну почему, почему Она раньше об этом не думала? Что двигало Ею два года назад? Что заставило Её разыграть этот дурацкий фарс? Не говоря уже об операции по восстановлению… Ох… Зачем, Дженни, милая, зачем ты всё это сделала?

На глаза навернулись слезы, стало тяжело дышать. В ярости он рванул верёвку и принялся сдирать обёрточную бумагу.

— Это твой подарок? — гневно выкрикнул он. — Что это такое? Твой цветок к моему сентябрю?

Последние бумажные обрывки упали на пол, и взору Николаса представилась… картина. Тяжело дыша, он отступил назад и оперся о письменный стол.

Центральной фигурой полотна была красивая, белокурая девушка. Совершенно обнажённая, если не считать прозрачной голубой накидки, опоясывающей грудь и бедра. Её окружала мягкая звёздная ночь.

Николас сглотнул появившийся в горле ком и вытер пот со лба. Он знал, кто она и как её зовут.

Её звали Дженни.


15 августа. Ночью

Описывая вчерашний день, я удивилась, насколько подробно отражаются все поступки и мысли Николаса. Создалось впечатление, будто я нахожусь рядом с ним. Как бы я хотела, чтобы так и было на самом деле!

Но… к сожалению, пока это невозможно. Мне приходится довольствоваться тем, что я сумела сделать себе хотя бы этот подарок. И вместе с ним вырваться из плена.

Собственных иллюзий и всего остального.

Сейчас за окном глубокая ночь. К сожалению, у меня нет возможности писать днём, так как я постоянно занята своим любимым человеком.

Зримо и незримо.

Душой и телом.

Мыслями и воображением.

Иногда моя правая рука сильно устаёт, и тогда я встаю, подхожу к окну и подолгу вглядываюсь в непроглядную темноту. Писать левой я, к сожалению, так и не научилась. В оконном стекле отражается светловолосая женщина, ночью стекло приобретает зеркальные свойства. Женщина сравнительно молода, но бремя переживаний и сомнений успело наложить на её лицо свой отпечаток. В миндалевидных карих глазах затаились осторожность и недоверие.