– Отчего ж не позавидовать? – не соглашаюсь я. – Всегда приятно видеть, как два человека находят друг друга и готовы быть вместе до самой смерти. Даже когда она каждый день гремит костями у тебя за спиной…
Глухой одиночный удар, похожий на буханье огромного сабвуфера, сотрясает воздух, прогнав по нему упругую, но не слишком мощную волну. Она не причиняет нам ни малейшего ущерба, больше пугает. По всем признакам, ее источником служит либо Бивень, либо нечто грохочущее вблизи него. Взметнувшаяся пыль вмиг наполняет ночную атмосферу, слышится звон нескольких лопнувших стекол и рокот осыпающихся с развалин обломков. Невидимый доселе наблюдатель встрепенулся и зашевелился, чем выдал нам свою позицию на крыше вестибюля. Но покидать пост и бежать поднимать тревогу сержант Бибенко – именно он несет предрассветную вахту – пока не спешит. Саня хочет сначала удостовериться, что за странным громом не произойдет еще какая-нибудь хренотень, потому как если этим ударом все и ограничится, будить Папашу и остальных нет смысла. Подумаешь, разок что-то вдалеке прогремело! Да здесь по ночам и не такое порой слышится.
– Вот опять не слава богу! – бросает Кленовская, не сводя глаз с Вокзальной магистрали.
– Подобное раньше бывало? – любопытствую я.
– Дома поблизости падали и грохотали – да, – отвечает «фантомка». – Но это определенно не здание рухнуло. И не бомба взорвалась, потому что ни огня, ни дыма нет.
– И не землетрясение, – озадаченно добавляю я. – Иначе мы обязательно ощутили бы колебание почвы.
Бух!..
Проходит от силы полминуты, после чего удар повторяется. Опять звенят стекла и гремят обломками разваливающиеся руины. Не успевшая осесть пыль колыхается волной, будто огромное встряхнутое покрывало.
Ольга чертыхается.
Я молчу.
Бибенко прячет бинокль, отползает от парапета и, поднявшись на корточки, замирает, видимо, все еще терзаясь дилеммой, бежать или нет на доклад к командиру. Следующий удар, если он таки разразится, должен полностью избавить Саню от сомнений. Что, впрочем, его отнюдь не обрадует. Нас – тоже, ибо на место сомнений придет страх, а он вряд ли придаст всем нам заряд бодрости для поднятия утреннего настроения.
Третий удар! Не тише и не громче остальных, он опять раздается через полминуты после предыдущего. Однако, закономерность, а, стало быть, надо ждать новых акустических атак. Бибенко срывается с места и, пригнувшись, бежит к лестнице. Настроение у него, как и у нас, безнадежно испорчено. Что день грядущий нам готовит? Даже если ничего, кроме выслушивания бухающего набата, все равно хорошего в нем мало. И еще вдобавок Ефремов куда-то запропастился. Проклятье, неужто он каким-то образом причастен к этому грохоту? Светоч науки в пороховом погребе взрывоопасных тайн – вот кто такой наш чокнутый академик. Который в итоге или всех нас спасет, или угробит. Третьего попросту не дано…
По вполне понятной причине сегодня «фантомы» собираются на завтрак ни свет ни заря. Аппетита ни у кого нет, а у нас с Ольгой и подавно, потому что не прошло и часа, как мы с ней отужинали. Разразившийся в четыре часа утра грохот, который докторша Ядвига уже окрестила «шагами каменного гостя», а Миша Туков – «эстонской дискотекой», не утихает, монотонно сотрясая атмосферу в темпе один удар каждые полминуты. Нервирует это жутко. По мне, уж лучше бы удары шарахали один за другим, как чеканит ритм музыкальная драм-машина. Тогда я не успевал бы расслабиться и постоянно пребывал во взведенном состоянии. А тут только успокоишься после очередного удара, как на тебе – следующий! Без жалости. Прямо в мозг. Не утро, а сущая пытка.
Не каждый день клан фантомов собирается у себя на базе в полном составе, включая всех разведчиков и снабженцев (себя и Ефремова, как вы помните, я к «фантомам» пока не причисляю). Сегодня выпадает как раз такой редкий случай. Поэтому из-за неизвестной угрозы Кунжутов первым делом отменяет все вчерашние распоряжения для тех, кто должен с утра отправляться в рейд, и приказывает им находиться в театре. Разумеется, будучи в боеготовности на случай дальнейшего обострения ситуации. Затем полковник формирует группу из трех добровольцев, которым предписывается отправиться на поиски академика и заодно попытаться определить источник зловещего шума. Папаша Аркадий, подобно мне, подозревает, что между отсутствием Ефремова и нервирующей всех «поступью командора» есть связь. Более того, возможно такое, что сам геолог и запустил этот дьявольский метроном. Впрочем, делать поспешные выводы лидер клана не торопится и нам не советует. Истину нужно искать в районе площади Гарина-Михайловского, а не здесь, сидя в полутора километрах от Поющего Бивня и строя бездоказательные теории.
Для участия в поисковой экспедиции вызываются добровольцами все боеспособные «фантомы» и, конечно, я. Кунжутов не забывает о своем вчерашнем обещании предоставить мне возможность взглянуть на Бивень и включает меня в группу, куда также входят рядовой Туков и страдающий болезнью Паркинсона боксер Кондрат. Последний из-за постоянно дрожащих рук плохо стреляет, зато может при необходимости тащить на себе в одиночку худосочного академика в то время, как мы с Мишей будем прикрывать их огнем. Вдобавок Кондрат знает нынешнюю привокзальную площадь лучше всех в клане, потому что в поисках продовольствия излазил вместе с Дросселем те места вдоль и поперек.
Выступаем с рассветом, под непрекращающийся аккомпанемент ритмичного буханья. Широкая и пустынная магистраль просматривается до самой площади. Лишь не до конца развалившийся ЦУМ перегораживает половину улицы оползнем из обломков своих верхних этажей, но обойти его не составляет проблемы. Мы двигаемся по правому тротуару, вдоль растрескавшихся фасадов, и всякий раз останавливаемся, прежде чем пройти мимо очередной стеклянной витрины. После чего рядовой Туков осторожно выглядывает из-за угла, дабы выявить наметанным глазом притаившуюся в здании вероятную угрозу. Пускай «фантомы» проходят этой дорогой не впервые и считают ее безопасной, есть вероятность, что с момента последнего рейда здесь мог обосноваться какой-нибудь залетный молчун или кибермодуль.
В отличие от Ефремова, который может расхаживать по городу не таясь и при желании даже горланить песни, наш ограниченный иммунитет к Mantus sapiens не позволяет нам такую несусветную роскошь. Да и Льву Карловичу не следовало бы сильно обольщаться по поводу своей неприкосновенности. Что стоит Душе Антея в одночасье сменить терпимость к старому знакомому на немилость? Любовь Фортуны столь же преходяща, как и та любовь, о которой мы беседовали с Ольгой на крыше Сибирского Колизея три часа назад.
Площадь Гарина-Михайловского! Место, где прежде жизнь не замирала ни днем, ни ночью, ни зимой, ни летом, ни в праздники, ни в будни. Что ж, такова судьба всех привокзальных площадей в любом крупном городе мира. Глядя на их извечное многолюдье, порой задаешься вопросом, что должно произойти, чтобы этот нескончаемый бег прекратился. Война? Стихийное бедствие? Техногенный катаклизм? Да будет вам! Глобальные потрясения лишь усилят здешнюю суету за счет военных и беженцев, которые неминуемо заполонят собой вокзал и прилегающие к нему территории. И тем не менее в Новосибирске эта, казалось бы, неразрешимая гипотетическая задача оказалась разрешена. Практическим путем. Просто и гениально, но уже не человеком и не привычными нам силами природы. Город еще окончательно не умер, а очаги некогда бурлившей в нем жизни иссякли. Унылое, но вместе с тем по-своему уникальное зрелище.