Радио, стоявшее на сейфе, бормотало и гудело, как застрявший на вершине горы отец Федор после похищения колбасы у Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова. Это хриплое бормотание вдруг стало безумно раздражать Чижа, и он, привстав со стула, выдернул шнур репродуктора из розетки.
— Ты чего? — отрываясь от разглядывания — именно разглядывания, а не чтения — рапорта, удивился Лаптев. — Хорошая песня. Ты что, Киркорова не любишь?
— Обожаю, — проворчал Чиж, знавший, что Лаптев отлично проинформирован о его музыкальных вкусах, как, впрочем, и обо всем остальном. — Просто голова болит.
Лаптев немедленно уставился ему в лицо внимательным взглядом, и Чиж горько пожалел о сказанном. Мускатный орех, конечно, хорошее средство, но мешки под глазами он не убирает и не способствует улучшению внешнего вида.
— Плохо выглядишь, Николай Гаврилович, — сказал Лаптев, на сей раз совершенно неприкрыто принюхиваясь. — Куришь много, в кабинете у тебя дышать нечем. Хоть бы форточку открыл, что ли… И вообще, Коля, — внезапно переходя на задушевный тон, от которого Чижа передернуло, продолжал он, что ты все работаешь да работаешь… Давненько мы уже не собирались своей компанией. Живем, понимаешь, в соседних подъездах, а встречаемся только на работе. Надо бы собраться, посидеть… Бутылочку раздавим, о жизни поговорим. А? Как ты?
Чиж с глубокомысленным видом потер ладонью лоб, чтобы на всякий случай скрыть выражение своего лица. «Тоже мне — друг выискался… О жизни поговорим… Соскучился он, видите ли! Каждую неделю домой забегает высматривает, вынюхивает, мотает на ус… А теперь он, видите ли, соскучился! Сабантуйчик решил организовать. Ради бога! Но без меня!»
— Не знаю, Иван Иваныч, — ответил он, старательно тараща на Лаптева честные, оловянные глаза. — Работы до черта. Вот возьмем Абзаца…
— Да нет никакого Абзаца, — сказал Лаптев. — Просто нету. За нос тебя водят твои стукачи, а ты и поверил. Забудь ты об этом, Гаврилыч.
— Не могу, — честно признался Чиж. — Имеется заявление от гражданина Кондрашова, протокол осмотра места происшествия и агентурные данные, не доверять которым у меня нет оснований. Абзац на сегодняшний день единственный наш подозреваемый, и эта версия на данный момент тоже единственная. Если появятся другие, я ими займусь.
— Ну разве что в качестве версии, — недовольно проворчал Лаптев. Жена-то пишет? — неожиданно спросил он, резко меняя тему разговора.
— Зачем, собственно? — удивился Чиж. — Хотя пишет, конечно. Открытки присылает — на Новый год, ко дню рождения… Ах да! Еще ко дню милиции.
— Угу, — сказал Лаптев. — А ты?
— А что — я? — округлил глаза Чиж. — Я читаю…
— Ну и правильно, — неожиданно сказал Лаптев, убирая в футляр очки. Всю карьеру она тебе загубила, чертова баба. Генерал ей, видите ли, понадобился. Нормальная жена должна сделать генерала из собственного мужа, а не искать генералов на стороне… Ты со мной согласен?
Чиж поспешно опустил глаза и придал лицу каменное выражение, борясь с острым желанием выбраться из-за стола, взять этого идиота за шиворот и пинками вышибить вон из кабинета. У Чижа возникло подозрение, что Лаптев нарочно делает ему больно, чтобы посмотреть, как он будет корчиться. «Да нет, — подумал он, стискивая под столом кулаки. — Просто Лапоть дурак, сам не знает что несет. Заботу проявляет, ведет задушевный разговор. Что с него, убогого, возьмешь?»
— Извините, Иван Иваныч, — пробормотал он, изо всех сил контролируя голос, — что-то не хочется на эту тему говорить. А насчет генерала… Сделать из меня генерала не так-то просто. Боюсь, это даже вам не по плечу.
— А вот это мы еще посмотрим! — с непонятным энтузиазмом воскликнул Лаптев. — Мужик ты грамотный, работник отличный, так что ничего невозможного для тебя на этом свете нет. Как в песне поется: нам нет преград ни в море, ни на суше. Я еще к тебе на прием записываться буду! Ты мне еще выговора будешь объявлять — с занесением и без…
— Выговор с занесением в грудную клетку, — прошептал ошеломленный этим беспричинным взрывом начальственного энтузиазма Чиж.
Это было первое, что пришло ему в голову, и он произнес эту старую армейскую шутку просто для того, чтобы заполнить паузу. Шутка была глупая сама по себе, да к тому же еще и совершенно неуместная, но Лаптев в ответ на нее расхохотался, опасно откинувшись назад на саморассыпающемся стуле.
— Веселый ты мужик, Николай Гаврилович, — проговорил он, одной рукой хватаясь за край стола, чтобы не упасть на пол вместе со стулом, а другой, в которой был зажат футляр с очками, утирая несуществующие слезы. — Ладно, работай, не буду тебя отвлекать. Только насчет этого… Абзаца, да?., ты хорошенько подумай. Мешать я тебе не стану, но лично мне кажется, что ты только время впустую потратишь, гоняясь за этой тенью.
— Хорошо, я подумаю, — пообещал Чиж, чувствуя, что ему действительно есть о чем подумать.
Когда Лаптев наконец-то ушел, майор вынул из мятой пачки сигарету и закурил, задумчиво глядя вслед удалившемуся начальнику. Такие визиты Лаптева были регулярными: подполковник посвящал гораздо больше времени наблюдению за своими подчиненными, чем того требовали инструкции и интересы дела. Но впервые он вел себя так странно и непонятно. У Чижа складывалось впечатление, что подполковник был слегка не в себе, когда прочил ему великое будущее и отговаривал тратить время и силы на поимку Абзаца. Или это он так шутил? Странные, однако, у него шутки…
Чиж почувствовал, как в нем мутной волной нарастает раздражение. Этот процесс всегда напоминал ему то, что происходит внутри выгребной ямы в жаркую погоду, если бросить туда килограммовую пачку дрожжей. Пенящееся дерьмо, увеличиваясь в объеме, поднимается из темной вонючей глубины, переливается через край и растекается по всему двору. Тут уж становится не до умозаключений. Человек мечется как угорелый и совершает глупости одну за другой. Может быть, Лаптев рассчитывал именно на это, с завидной точностью раз за разом ударяя Чижа в болевые точки? Ведь ничего же не забыл! Жена, карьера, здоровье… Даже по музыке прошелся, хотя без этого вполне можно было обойтись. Что же это было все-таки?
Чиж тряхнул головой и глубоко затянулся сигаретой, чтобы вернуться с небес на землю. Лаптев был и навсегда останется обыкновенным дураком, и вряд ли стоило приписывать ему такое коварство и дальновидную расчетливость. Даже если бы он обладал этими весьма полезными качествами, все равно оставалось непонятным, зачем ему понадобился весь этот спектакль. Отравить Чижу существование он мог бы гораздо более примитивными и при этом действенными методами: начальник все-таки…
Майор снова затряс головой, как вылезшая из воды собака, и потушил окурок в переполненной пепельнице. Только теперь он заметил, что испортил свой рапорт, нарисовав на нем огромный, во всю страницу, жирный вопросительный знак. Он скомкал испорченный лист и, не вставая с места, метнул его в стоявшую возле двери корзину для бумаг. Бумажный шарик ударился о пластмассовый край корзины, подпрыгнул, совсем как настоящий баскетбольный мяч, и свалился внутрь, избавив Чижа от необходимости подбирать его с пола, как это случалось в девяноста процентах подобных случаев.