Остановившись перед дверью своей квартиры, он запустил руку в правый карман джинсов, где всегда лежали ключи. В правом кармане ключей не было. Чиж полез в левый, потом в оба задних, обшарил карманы куртки, прощупал подкладку… Ключей не было. Скорее всего они остались на месте недавнего сражения.
Чиж в сердцах хватил по двери кулаком, по подъезду прокатилось гулкое эхо. Ну что за день! Что это за жизнь такая собачья! Мало было приключений, так теперь еще полночи возись с дверью: сначала ломай, потом чини… Эх!..
Не удержавшись, он пнул дверь носком кроссовка и вдруг замер, прислушиваясь. За дверью раздавались легкие шаги, которые явно приближались. Вот сухо затрещал отставший паркет — знакомый звук, возникавший всякий раз, когда Чиж проходил мимо встроенного шкафа… Внутри квартиры кто-то был, и Чиж постарался уверить себя, что доносящиеся оттуда шаги вовсе не кажутся ему знакомыми.
Шаги приблизились, щелкнул отпираемый замок, и дверь распахнулась.
— Гм, — сказал Чиж, преодолевая неловкость — Вот не ждал… Какими судьбами?
— Здравствуй, — сказала жена. — Входи скорее, пока соседи тебя такого не увидели.
Выражение легкого смущения на ее лице быстро сменялось привычным усталым разочарованием: она увидела именно то, что ожидала увидеть. Ожидала увидеть и надеялась, что все-таки не увидит… Чиж почувствовал, как им овладевает знакомое глухое раздражение: какого черта?! Какое она имеет право осуждать его? Он абсолютно трезв, а если бы даже и выпил, то это его личное дело, и ничье больше…
Стоп, стоп, остановил он себя. Полегче на поворотах, приятель. Ее вполне можно понять. Полтора года не виделись, заглянула проведать, а тут этакая образина…
— Здравствуй, — сказал он, входя в прихожую и закрывая за собой дверь. — Извини, что я в таком виде… Пришлось немного подраться, но в целом все в порядке.
— Разумеется, — сказала она. — Как всегда.
Чиж заметил, что ее ноздри осторожно, едва заметно раздуваются, втягивая воздух. Он бы не обратил на это внимания, если бы не многолетняя практика. Ничего не забывается, понял он. Словно и не было развода, генерала и этих полутора лет. Вот она стоит и тянет в себя воздух, стараясь, чтобы это выходило незаметно. Принюхивается, как гончая, потерявшая след. Неужели за этим она и приехала из своего Ростова… или Нижнего?
«Нюхай, нюхай, — мысленно сказал ей Чиж. — Посмотрим, что ты унюхаешь…»
— Ну, — сказал он наконец, — и чем я, по-твоему, пахну? Надеюсь, не генеральским одеколоном?
— Увы, — сухо сказала она, но за этой сухостью тренированное ухо Чижа легко различило нотки глубоко запрятанной растерянности. — Пахнешь ты далеко не так хорошо, как мне хотелось бы, но…
— Но и не так плохо, как ты ожидала, — закончил за нее Чиж. — Извини, что я тебя разочаровал. Нужно было предупредить, что приедешь, я бы подготовился: достал бы ведро самогонки и выхлебал его прямо в лифте. Кстати, ты так и не ответила на мой вопрос: каким ветром тебя сюда занесло?
Продолжая говорить, он обошел жену как неодушевленный предмет и, прихрамывая, направился прямиком в ванную. Он чувствовал себя старым, усталым и больным. Кроме того, он был зол на себя за ту вспышку щенячьего восторга, которую испытал, увидев на пороге жену.
— Выглядишь ты просто чудесно, — продолжал он, сдирая с себя грязную, забрызганную неизвестно чьей кровью куртку и швыряя ее в корзину с грязным бельем. — Прямо помолодела, — его голос сделался приглушенным из-за майки, которую он стаскивал через голову, — прямо девочка стала… Только невеселая чего-то. Неужто генерал обижает? Оно и понятно, им не больно-то покомандуешь: генерал все ж таки… Хотя я, признаться, удивлен. Мне казалось, ты можешь скрутить в бараний рог любого министра…
Он охнул и застыл в неудобной позе, придерживая одной рукой наполовину снятые джинсы, а другой схватившись за стенку, чтобы не упасть. Вот тебе бараний рог, подумал он. Будешь знать, как языком-то молоть… Хоть бы отпустило скорее, что ли. Торчу тут, как абстрактная скульптура, неудобно все-таки…
— Тебе помочь?
Жена стояла в дверях ванной. Лицо у нее было встревоженное. Чиж заметил, как ее глаза опустились вниз, к здоровенному синяку на ребрах, и тут же испуганно метнулись обратно к его лицу.
— Пустое, — прокряхтел он, силясь выдавить из себя улыбку. — Это не радикулит. Мне радикулит по штату не положен, это болезнь генеральская. А меня просто ушибли немножко. Сейчас пройдет. Уже проходит… Ну вот, прошло.
Он развернулся на одной пятке, осторожно опустился задом на холодный и жесткий край ванны и, подергав ногами, сбросил джинсы на пол.
— Иди, иди, — сказал он своей бывшей жене. — Нечего тут глазеть.
Генерал приревнует. Ступай, я сейчас. Душ приму только.
«Какого дьявола я прицепился к этому ее генералу? — с досадой подумал он. — Я его сроду в глаза не видел, так же, как и он меня. Может быть, он мировой мужик, откуда мне знать? Во всяком случае, он наверняка ни разу не пришел домой с расквашенной мордой.»
— Подвинься, — сказала жена, протиснулась мимо него, пустила воду и принялась деловито мыть ванну, не обращая внимания на брызги, летевшие прямо на ее строгое бордовое платье.
— Ты чего это? — тупо поинтересовался Чиж, наблюдая за тем, как раскачиваются в ее ушах, посылая во все стороны острые лучи, бриллиантовые серьги. — Что это ты затеяла?
— Примешь горячую ванну, — сухо сказала она. — Половину твоих болячек как рукой снимет. У тебя неприятности?
— Приятности, — привычно огрызнулся Чиж. — Ты все-таки того… шагай отсюда. Что генерал подумает?
— Что подумает? Если бы он мог тебя сейчас слышать, то наверняка подумал бы, что ты клинический идиот. Вернее, маньяк, одержимый навязчивой идеей. Ты так часто повторяешь слово «генерал», что становишься похожим на попугая. На сержантского попугая. Кстати, если ты забыл: моего генерала зовут Георгием. Георгием Ивановичем.
— А! — обрадовался Чиж. — Как главного героя в этом твоем любимом фильме… как его… «Москва слезам не верит»! Теперь я понял, что ты в нем нашла. Ну и как он? Не пьет?
В течение двух или трех секунд он был уверен, что ему вот-вот залепят пощечину — прямо по разбитой физиономии, по синякам и царапинам. Он не стал бы возражать: после кулаков десантуры и милицейского «демократизатора» пощечина стала бы чем-то вроде легкого десерта, достойно завершающего роскошный обед. Кроме всего прочего, ему было страшно интересно узнать, способен ли он еще вызвать у своей бывшей супруги хоть какие-то эмоции, кроме усталости и раздражения.
Потом свирепый холодный огонь в ее прозрачных серых глазах погас, словно кто-то щелкнул выключателем. В ванне с глухим ревом била сильная струя воды. Жена повернулась к Чижу спиной, нашла на полке пузырек с каким-то шампунем, или гелем, или черт его знает, как там называлась эта дрянь, второй год стоявшая без употребления в самом углу полки, и щедро плеснула из пузырька в ванну. В том месте, куда била струя воды, моментально вспухло облачко густой пены и пошло увеличиваться прямо на глазах, затягивая поверхность воды толстым пушистым слоем.