– Да. Я люблю его.
– Привет, дорогая!
Алекс вошел в спальню и, пораженный, остановился. Рэйчел стояла перед ним в одной кружевной ночной рубашке, глядя на него с улыбкой, полной соблазна.
– Чему обязан подобным счастьем? – Алекс расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
– Каким это счастьем?
– Быть соблазненным тобой. Ведь именно это здесь и происходит.
– Я рассказала им. Сестре, отцу. О ребенке.
Алекс застыл, не выпуская пуговицы из пальцев:
– И?..
Если они обидели ее или оскорбили… вряд ли он поступит с ними благородно. Или хотя бы по закону. Никто не имеет права делать Рэйчел больно.
– Они отнеслись ко всему на удивление спокойно. Наверное, даже испытали облегчение, услышав, почему я так поступила. Конечно, было не так просто сказать отцу: «Я встретила мужчину, и меня охватила страсть, которой я не смогла сопротивляться». Но я справилась. Думаю, услышать это ему было приятнее, чем что-то вроде: «Пап, я села за руль пьяной и разбила машину» или «Тут один парень записал на видео, как я делаю ему минет».
– Наверняка, – отозвался Алекс.
– Так что теперь мне незачем волноваться о других. И я, пожалуй, подумаю о себе. О нас. И о ребенке.
– Мысль о ребенке тебя больше не пугает?
– Еще как пугает! Но все-таки мне стало полегче. Если уж я поняла, что не смогу стать клоном своей матери, значит, я могу не тратить на это силы и попробовать самой стать хорошей матерью. Логично?
– Не менее логично, чем многое другое в нашей жизни.
Рэйчел рассмеялась. В тоненькой ночнушке, с рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами, она была необыкновенно хороша и бесконечно соблазнительна. Она казалась воплощением совершенства. Воплощением свободы.
– А мне кажется, я права. Я слишком долго отказывалась от того, чего хотелось мне самой. Слишком часто мне говорили, что я не права.
– А я никогда не скрывал своих чувств. Так было безопаснее.
Лицо Рэйчел мгновенно изменилось, искаженное гневом и болью.
– Когда ты говоришь о том, что тебе пришлось пережить… Я хочу вернуться в прошлое и защитить тебя. Но не могу. И мне плохо от этого.
Алекс почувствовал, как от ее слов сжалось его сердце.
– Мне не нужна защита, – пробормотал он.
– Сейчас нет. А тогда – да. И мне… мне жаль, что никто не захотел помочь тебе.
– Рэйчел, ты… ты переживаешь из-за меня?
– Да. И не только. Я… хотела сказать тебе потом, но… я люблю тебя.
Алекс застыл.
– Скажи это еще раз, – потребовал он.
Этих слов он ждал всю жизнь. Он не слышал их ни от матери, ни от отца, ни от многочисленных любовниц. Они жгли его душу ледяным огнем. Он ждал, не в силах вздохнуть. Казалось, весь мир вокруг него замер в ожидании ответа Рэйчел.
– Я люблю тебя, Алекс.
Его сердце забилось как сумасшедшее. Он не знал, что делать, что сказать.
– Почему? – Вопрос сорвался с его губ помимо воли.
– Потому что я плакала перед тобой. Потому что я хочу соблазнять тебя, хочу, чтобы ты меня соблазнял, хочу шептать тебе неприличные словечки и петь, когда ты рядом. И ты никогда не осудишь меня. Ты принимаешь меня такой, какая я есть, и это дает мне силы самой принять себя.
– Это все?
– По-твоему, этого недостаточно? Что ж, не буду отрицать, секс с тобой тоже хорош.
Алекс пересек комнату и, схватив Рэйчел в объятия, впился в нее поцелуем. Он не отпускал ее губы, пока они оба не начали задыхаться, пока его легкие не наполнились ее запахом, а кровь горячим ключом не закипела от желания.
Он совершенно потерял голову, не умея принять ее дар и не в силах его отвергнуть. Он точно знал лишь одно: теперь Рэйчел останется с ним.
Его снедало страстное, неистребимое желание привязать ее к себе неразрывными узами. Клятвы, обеты, сила закона… Ему была необходима эта свадьба.
Потому что он не мог позволить себе ее потерять.
– Покажи мне, глубоко ли ты меня любишь, – прохрипел он.
– Как?
– Покажи, – повторил он.
Она расстегнула на нем рубашку и покрыла поцелуями его шею и грудь. Ее пальцы тем временем пытались расстегнуть ремень и молнию на его брюках. Вскоре он уже стоял перед ней обнаженным и ее мягкие ладони гладили его кожу. Постепенно ее руки скользнули к его мужскому естеству, обхватывая, сжимая и дразня его. Ее пальцы двигались уверенно, губы были мягкими, а язык – жарким и ловким.
Когда Рэйчел все-таки отодвинулась от него, он едва подавил в себе желание ее удержать – лишь чтобы посмотреть, что она сделает дальше.
Она медленно сняла с себя кружевную рубашку, постепенно открывая перед ним свое тело. Впервые она не пыталась ничего сказать – лишь молча раздевалась, глядя ему в глаза. Затем она неторопливо подошла к нему и прижалась грудью к его груди. Он бедром раздвинул ее ноги и почувствовал, как между ними влажно, как ее тело хочет его. Тогда, положив руку ей на ягодицы, он с силой насадил ее на свое бедро. Она откинула голову, ее губы приоткрылись, и с них сорвался сладкий стон удовольствия.
Придержав рукой ее подбородок, он приник к губам Рэйчел, продолжая двигать бедрами, даря ей наслаждение.
Он даст ей это. Не любовь. Секс. Она любит его, так что этого будет достаточно. Она же сама сказала, что ей это нравится. И что секс важен.
Он покажет ей, насколько великолепен может быть секс. Он отдаст ей все. Все, что сможет.
Наконец, оторвавшись от ее тела, Алекс перенес Рэйчел на кровать, уложив так, чтобы таз ее оказался на матрасе, а ноги свешивались вниз.
– Ты нужна мне, – с болью простонал он. – Ты не представляешь, как ты мне нужна.
Подхватив ее за ноги и обернув их вокруг своих бедер, он мощно вошел в нее. Ее тело выгнулось дугой, округлые груди подпрыгнули. Взяв в рот ее сосок, Алекс сильно ласкал его губами и языком. Наконец Рэйчел громко застонала, и Алекс почувствовал, как мышцы ее влагалища сжали его член. Она впивалась ногтями в его плечи и царапала ему спину, пока он вновь и вновь изо всех сил вонзался в ее плоть, совершенно потеряв контроль над собой, не в силах думать ни о чем. Подхватив Рэйчел под бедра, он с силой насаживал ее на себя при каждом толчке. Он никак не мог насытиться ею.
Наконец Рэйчел закричала в экстазе, и это стало для него последней каплей. Мощная волна оргазма накрыла его. Он уперся ладонями в кровать, его тело дрожало, его сотрясали конвульсии. Еще никто никогда в жизни не дарил ему эмоций подобного накала.
Но это не сняло тяжести с его души. Не избавило от боли и смятения.
Зато теперь Рэйчел безраздельно принадлежала ему.