Они не ответили.
Один человек, явно лидер в этой группе, выдернул простыню из рук Эммы. Она ахнула от шока.
– Puttana, – выплюнул он одно слово.
Эмма покачала головой, во рту у нее все пересохло, и она все еще дрожала. Она чувствовала себя так, будто проснулась в другой реальности, ужасный ночной кошмар, и она не знала, как его прекратить. И где Лоренцо?
Один из мужчин взял ее за руку и потянул за собой. Она пошла, тщетно пытаясь прикрыться. Мужчина поднял ее футболку и шорты и бросил ей.
– Американка? – спросил он невыразительно, и она молча кивнула.
Он прервал ее жестким смехом.
– Одевайся. Ты идешь с нами.
Быстро и неуклюже Эмма натянула одежду.
– Где синьор Кавелли? – спросила она по-итальянски.
Мужчина посмотрел на нее с презрением.
– В данный момент он находится внизу. Но остаток своей жизни он проведет в тюрьме.
Эмма открыла рот. В тюрьме? О чем он вообще говорит? Так эти ужасные люди из полиции?
– Пойдем, – коротко сказал мужчина, и, запутавшись еще больше, она стала спускаться вниз.
Лоренцо стоял в гостиной, в его серых глазах полыхнул огонь, когда он увидел Эмму.
– Ты в порядке? Они не причинили тебе боль?
– Заткнись! – Эти слова были как выстрел, и один из мужчин ударил Лоренцо по лицу.
Он даже не вздрогнул, хотя Эмма видела красный отпечаток руки на его щеке.
– Они не причинили мне боль, – тихо ответила она, и мужчина повернулся к ней:
– Достаточно. Вы не должны разговаривать друг с другом. Кто знает, какой информацией вы попытаетесь обменяться?
– Она не имеет отношения к моим делам, – сказал Лоренцо. Его голос звучал жестко. Эмма увидела, что он в наручниках. – Вы на самом деле думаете, что я доверю женщине, более того, моей экономке, что-нибудь важное?
Слова, сказанные так насмешливо, не должны были причинить ей боль. Эмма понимала, что он пытается защитить ее, вот только от чего, она понятия не имела. Эти слова все же причинили ей боль, как и насмешливый взгляд Лоренцо.
– Она для меня ничто.
– Пусть так, но ее придется допросить, – ответил один из полицейских, и глаза Лоренцо вновь сверкнули.
– Она ничего не знает. Она американка. Вы хотите, чтобы консульство вмешалось во все это?
– Это, – отрезал мужчина, тыкая пальцем в грудь Лоренцо, – крупнейшее дело за последние двадцать лет. Мне плевать на всякие там консульства.
Они говорили на итальянском, и Эмма не понимала, что происходит.
– Пожалуйста, дайте мне одеться, – хрипло, запинаясь, проговорила она. – И тогда я пойду с вами и отвечу на все ваши вопросы.
Мужчина повернулся и посмотрел на нее. Затем он коротко кивнул, и другой полицейский сопроводил ее в спальню. Пока Эмма одевалась, офицер ждал ее снаружи. Она почистила зубы, расчесала волосы, взяла сумочку и паспорт. А потом, на всякий случай, достала и положила в рюкзак сменную одежду, камеры и папку с фотографиями. Кто знает, когда она сможет вернуться сюда? Сама мысль об этом заставила ее задрожать.
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она вышла из комнаты. Полицейский сопроводил ее вниз. Входная дверь была открыта, и Эмма увидела несколько автомобилей снаружи. Прямо сейчас Лоренцо садился в один из них. Она повернулась к мужчине:
– Куда мы поедем?
– В Палермо.
– В Палермо? Но это в трех часах езды…
Мужчина холодно улыбнулся:
– Ну и что? Боюсь, придется вам потерпеть.
Три часа спустя Эмма сидела в комнате для допросов в отделе по борьбе с мафией полиции Палермо. Ей дали стаканчик холодного кофе и велели ждать, пока наконец полицейский, производящий арест на вилле Лоренцо, не пришел и не сел напротив нее.
– Вы знаете, что у вашего дружка крупные неприятности?
Эмма на мгновение закрыла глаза. Она была истощена, онемела от растерянности и страха и отчаянно скучала по Лоренцо, хотя должна была признать, что совсем его не знала. «До прошлой ночи. Пока он не заставил меня почувствовать себя желанной и нужной».
– Он не мой дружок.
– Пусть так. Он проведет в тюрьме, наверное, всю оставшуюся жизнь.
Эмма облизала пересохшие губы.
– Что… что он сделал?
– Вы не знаете?
– Понятия не имею. Все, что я знаю, он директор «Кавелли интерпрайз». – И что, когда он целовал ее, она растворялась в нем. Он заставил ее тело петь. Но затем она вспомнила слова Лоренцо, вскользь сказанные прошлой ночью. «Это моя вина». Что он сделал?
Полицейский, наверное, заметил что-то на ее лице, так как наклонился ближе:
– Вы что-то знаете.
– Нет.
– Я занимаюсь этим очень давно. – Его голос звучал мягко. – Я могу сказать. Могу сказать, синьорина, когда кто-то лжет.
– Я не вру. Я ничего не знаю. Я даже не знаю, чем занимается «Кавелли интерпрайз».
– А если я скажу вам, что Лоренцо Кавелли связан с мафией? Вы и об этом ничего не знаете?
Она с трудом сглотнула.
– Ничего.
– И вас не беспокоило, почему у него на вилле такая сложная система безопасности?
Эмма подумала о приказе Лоренцо всегда запирать дверь и подключать всю эту систему защиты…
– Нет.
– Не стройте из себя дурочку, синьорина.
– Слушайте, может, я и дурочка, но я ничего не знаю. – От волнения Эмма говорила громче. – У многих людей в домах установлены подобные системы безопасности.
– Кавелли никогда ничего не говорил вам?
– Пожалуйста, – устало сказала она, – я работаю у него экономкой. Я видела его несколько раз в жизни. Я ничего не знаю.
Через восемь бесконечных часов ее наконец отпустили. Когда она спросила, можно ли ей вернуться на виллу, полицейский покачал головой:
– Там идет обыск, и присутствие посторонних исключено. Вы не сможете вернуться туда в течение некоторого времени.
Эмма шла по оживленным улицам Палермо, мопеды и машины быстро мчались по магистрали, почти обгоняя ее мысли. Она пыталась решить, что делать дальше. У нее не было причин возвращаться на виллу. Там не было ничего ценного.
В итоге Эмма нашла дешевую гостиницу около вокзала; поднялась в комнату, села на кровати и поставила рюкзак у ног. Она могла бы провести некоторое время с отцом в Будапеште, пока не поймет, куда хочет ехать и чем заниматься.
И все же перспективы казались мрачными. Ей нравилось жить на Сицилии. Она считала виллу почти что домом.