* * *
Когда берешь в руки новую книгу, то словно на миг застываешь перед бумажным тайником. Что там, под обложкой? Быть может, длинные бусы – целый роман, где есть завязка, развитие и логический конец. А может, отдельные бусины, которые хочется повертеть в пальцах и рассмотреть на солнце, – маленькие рассказы, миниатюры.
Последние, бывает, начинаются внезапно и точно так же обрываются. Это нырок: задержал дыхание, прыгнул, открыл глаза и вынырнул. Это примерка шляпы из старого сундука: надел, глянул в зеркало и спрятал обратно. Как писал один книжный маг, рассказ подобен окошку в чужой мир, чужой ум, чужой сон. А сборник рассказов хорош тем, что это не ухоженный сад, а горное разнотравье: не понравился один цветок – сделай шаг, переверни страницу, и вот у тебя в руках совсем другой.
И все же рассказы в этом тайнике сшиты друг с другом крепкой нитью, поскольку принадлежат одному миру – Эрминтии. Миру, где люди когда-то верили, что живут на спине исполинского дракона. И если подняться высоко-высоко, то можно увидеть, что дракон этот не чешуйчатый, а будто лоскутный: бархат леса, атлас озера, холст полей… И так же, как цвета, в нем переплетены чувства: тут вспыхнет счастье, там промелькнет боль, где-то встопорщится ненависть, где-то появится надежда.
Когда-нибудь огромный зверь проснется и стряхнет со своей шкуры все ненужное. Но пока он спит. И можно приоткрыть окошко.
ТРОЛЛЬ КОГДА-ТО УКУСИЛ
Югр медленно брел по дороге, надвинув старую шляпу на самые глаза. Лужи, попадавшиеся на пути, внимательно обходил – берег сапоги. Он почти вышел из деревни, когда к нему привязался мальчишка.
– Дяденька мельник, а куда вы идете?
– В Лес, – немного помолчав, ответил Югр.
Глаза мальчика изумленно распахнулись.
– Что же – в сам Лес? И не боитесь? Там, говорят… А зачем вам туда надо, дров принести? – Все еще круглые глазенки шарили по его спине, пытаясь отыскать топор. Топора не оказалось, но паренек все равно добавил: – Дрова у моего отца купить можно.
– Я просто хочу побродить.
Будь у Югра вместо шляпы сверкающая корона, она не вызвала бы такого восхищения, как эти слова. Подумать только, идти в Миралингес, Древний Лес – «просто побродить»! Мальчишка засеменил рядом, стараясь попадать в шаг. Он долго решался и, наконец, выпалил:
– А мне с вами можно?
– Ялмар! – раздался резкий выкрик из соседнего дома. Старая пряха продавила свое тело сквозь узкую дверь и спустилась во двор. Деревянные ступеньки жалобно хныкали под ее ногами. – Не приставай к человеку! Иди сюда!
Паренек с явным сожалением шагнул назад – ведь мыслями он был уже в Лесу. Но ослушаться не посмел и потому побежал к бабке, сверкая голыми пятками. А Югр прошел до самого поля, сел на пожелтевшую кучу вершков редьки и закурил. Ему нравилось вот так курить трубку и слегка раскачиваться. До него доносился скрипучий голос пряхи. Она-то думала, что ее не слышно, но чуткий слух Югра ловил каждое слово.
– Не лезь к мельнику, Ялмар, слышишь? У него не все дома. Ходит в свой Лес – ну и пусть! Допрыгался однажды. Ты его кожу видел? Тролль как-то укусил, года три тому. Вот бедолагу и разнесло. Подцепил, видать, тролльскую болячку…
Югр задумчиво выбил трубку о камень.
– Хотя… что ни делается, то к лучшему, – продолжила старуха, обращаясь скорее к себе, чем к внуку. – После того случая он стал другим человеком. Перестал жену поколачивать, с ребятишками начал возиться. Присмирел, так к его виду и привыкать стали… Эй, поганец, что ж ты морковку под моим носом дергаешь? Немедленно в дом, и только высунься!
Ялмар, схваченный за ухо, издал протестующий вопль. Снова простонали ступеньки, хлопнула дверь, и деревня погрузилась в мерные звуки косьбы и куриного квохтанья.
Посидев еще чуть-чуть, Югр стряхнул пепел со штанов, поднялся и направился в сторону Леса.
Нет, не три, а четыре года назад – он прекрасно помнил тот день. Когда верзила-крестьянин полез на него с рогатиной – так, от скуки и нехватки ума. Мясо того человека было жестким, а вот одежда пришлась в самый раз. Особенно сапоги – толстые, добротные. Тогда Югр подумал, что устал от одиночества. Он вернулся из леса больным мельником по имени Эрвим, освоил работу и быт. И никто не догадывался – кроме, пожалуй, жены. Она все поняла, но ни разу не обмолвилась об этом.
Только Лес не отпускал. Шептал на ухо, манил. А Югр покорно навещал его, словно старого родителя. И сейчас тролль снова шел к нему – просто так, «побродить» – оставляя на дороге глубокие следы.
КОТ И БАШМАЧНИК
Гвим по прозвищу Долголап, давний староста деревеньки Замхи, удобно вытянулся в кресле и поднес к губам стопку с вишневой настойкой – как раз в тот момент, когда мир явил ему свое несовершенство в виде досадного стука в дверь. Долголап поморщился и спрятал стопку под стол. Потом подумал и убрал с глаз долой весь графин.
− Войдите! − распорядился он.
Но, в общем-то, его разрешение было ни к чему: дверь уже распахнулась, и в комнату вкатилась, на первый взгляд, пара перезрелых головок сыра, а на второй – две женщины, весьма схожие между собой: в годах, с желтоватой кожей и угрюмо поджатыми губами. Разве что первая была постарше, а вторая – потолще. Сами гостьи свою схожесть не признавали, ибо люто ненавидели друг друга. И если бы не общая беда, они бы даже побрезговали справить нужду на одном и том же поле.
− Ну? – с легкой усталостью спросил староста. Эта парочка уже наведывалась к нему с «делом о сгинувшем башмачнике» − так он окрестил его про себя. Мужичок однажды ушел из дома и не вернулся: скорее всего, попал в лапы медведю, троллю или утоп в болоте. Прошел месяц, другой, и все уж забыли о бедняге Ильве, но только не его жена и сестра. Они твердо верили, что их дражайший супруг и брат вовсе не пропал, а где-то укрылся, чтобы им досадить.
− Ну? – нетерпеливо повторил Гвим, краем уха уловив какое-то шевеление за спинами достойных дам.
− Вот! – выпалила та, что постарше, и сунула старосте под нос тощего облезлого кота. Кот уныло висел, схваченный за шкирку, и даже не думал вырываться.
Долголап закатил глаза.
− Ну сколько можно, бабоньки? Мы же с вами условились…
− Да ты взгляни на него, дубина! – огрызнулась та, что потолще, нисколько не смущаясь старостецких чинов и нашивок. – Зубом клянусь, это мой муженек! Вот ухо, видишь ухо? Левое причем, а не какое-то! Такое же куцее, как у моего Ильва, чтоб его троллиха на себе женила! − И для пущего убеждения встряхнула кота, который жалобно заворчал и прижал уши к голове.
«Так уже женила», − подумал Гвим, а вслух усмехнулся:
− У меня кобыла – тоже полуушка. Что же, и ее сюда притащим?