Колдун яростно помахал руками перед лицами пленников, будто кастуя заклинание, и те испуганно втянули головы в плечи.
– Клянусь – не заманиваем! – перепугался парень. – Верно, ребята? Парни не дадут соврать – никто не знает, что мы сюда пошли! И мы бы просили вас, господин колдун, не говорить родителям, как именно мы с вами встренулись! А то выпорют! У моего папаши рука тяжелая, что-то не хочется мне ему под руку попасться!
– Как будто мне хочется, – пробормотал парнишка, лежавший в одном шаге от говорившего. – Мой хоть и не кузнец, но рука у него тяжелая! Так ремнем врежет – неделю на зад не сядешь! Все равно достанется. Наши небось дома уже, все выложили…
– Хм… может, вы и не врете, – задумчиво пробормотал старик и, посмотрев на небо, сощурил глаза. – Скоро ночь, где-то надо ночевать. Может, и правда к ним заехать, как думаешь, Илар? Хочется мне эту деревню увидеть. У нас есть тот олень, что однорог добыл, так что поедим. Кстати, чего говорит – засады нет?
– Говорит, разбежались все. Один в лес ушел, остальные в другую сторону, туда пошли – между горами. Он уже сбегал, посмотрел, пока мы тут разговаривали, – там проход есть на равнину, деревня возле речки, только речка почти пересохла, еле течет. В общем-то, скорее всего, парни не врут. Только мне все равно неспокойно. Уехать бы нам, и все!
– Хм… – Иссильмарон пожал плечами. – Сам не знаю почему, но мне хочется туда попасть! Честно сказать – заинтересовало меня это дело. Какая-то жалкая лекарка прокляла деревню так, что поля не родят, дожди не идут и вообще – полное безобразие! Этого не может быть! Но оно есть. И я хочу убедиться, что оно есть.
Колдун подошел к лежащим на земле парням и ткнул одного из них ногой в бок:
– Собрали мечи и быстро покидали их в фургон! Ржавые железяки… с мусорки собрали, что ли? И показывайте дорогу – поедем в вашу деревню!
Через пять минут фургон уже пылил по неприметной дороге между высокими елями. Было тихо, сумрачно – солнце уже склонилось к горизонту, еще часа два – и темно. Ночевать в лесу и правда не очень-то хотелось, потому Илар скрепя сердце согласился ехать в эту про́клятую деревню. В буквальном смысле про́клятую. И, кстати, – за дело проклятую! Наверное…
Парни шли впереди, сопя, пыхтя и спотыкаясь о корни деревьев, тугими змеиными кольцами вспоровшими дорожное полотно. Видно было, что за дорогой почти не ухаживали, она заросла травой, кусты свисали так, что фургон продирался через их цепкие лапы, время от времени с треском ломая тонкие колючие ветви.
Илар уселся рядом с молчаливым, хмурым возницей и смотрел в спины парням, тащившимся впереди, размышляя о превратностях судьбы, в который раз забросившей его непонятно куда. Что ждет впереди? Ловушка? Или нищая деревня, обедневшая из-за глупости своих правителей? Как много иногда зависит от того, кто управляет людьми! Если правитель дурак – деревня хиреет, люди разбегаются или еще хуже – становятся разбойниками, негодяями – вот как эти парни, едва не ступившие на кровавую тропу грабежа. Если правитель умный, порядочный – деревня процветает, люди сыты и довольны.
И тут же пришла другая мысль – о том, как злые дела возвращаются назад еще большим злом! Зло и добро растут из маленького семечка, посеянного тем, кто решил взрастить их на делянке жизни. Что посеешь, то и пожнешь – говорили древние. И вот – пример.
Илар снова всмотрелся в парней: люди как люди. Одеты, обуты, все признаки человеческого существа. Но вот кто может сказать – почему они сегодня едва не стали нелюдями? Только нелюдь может спокойно жрать и пить, зная, что час назад ради денег, ради вещей он отнял жизнь у человека. Как парни жили бы после этого? Впрочем, а как живут тысячи и тысячи наемников, убивающих по приказу своего командира, вожака? Живут как-то… увы.
Деревня стояла у подножия большой, покрытой лесом горы. Из леса на склоне горы торчала освещенная солнцем скала, и на секунду Илару показалось, что это не просто скала, а лицо человека, высеченное в камне. Но через секунду наваждение прошло – не рука человека, а солнце, дождь и ветер придали ей причудливую форму, в которой Илар увидел подобие человеческой головы. Высечь такое не по силам даже могучим колдунам древности – по крайней мере, так думал Илар.
Дома располагались на берегу ручья – бурного, прозрачного, весело журчащего по гладким камням, разбросанным по всему руслу, будто огромные головки сыра. В воздухе пахло дымом очагов, хвоей, а еще навозом – как и должно пахнуть в нормальной забытой богами деревеньке.
Домов было несколько десятков – больше пятидесяти, как прикинул на первый взгляд Илар. С крышами, покрытыми плотно пригнанными досками, старые, кряжистые дома ушли в землю под тяжестью бревенчатых стен. Бревен тут не жалели, строили на совесть: дома большие, крепкие, каждому дому точно по нескольку сот лет. Дерево, из которого их строили, не поддавалось гниению из-за огромного количества смол в древесине. В чем, в чем, а в этом Илар разбирался получше многих – все-таки вырос в городке лесорубов, и почти каждый из мальчишек, бегающих с ним в одной компании, был сыном лесоруба, значит, разбирался в досках и бревнах, как заправский строитель. А может, и лучше строителя.
В деревеньке, как сразу заметил Илар, было шумно. Откуда-то издалека, из-за домов, доносились крики, отборная ругань, плач, хорошо слышимые в прозрачном вечернем воздухе. Когда фургон въехал на деревенскую площадь, туда, где висело здоровенное било для созыва селян на собрание, открылась интересная картина: возле столба стояла кучка парней, таких же молодых, как и те, что вели Илара и его спутников. Возле них стоял седовласый мужчина, кряжистый, с торчащим вперед толстым животом, и двое других – помоложе. Седовласый что-то говорил, яростно размахивая при этом руками, парни молчали, потупившись, селяне, собравшиеся вокруг, вопили, заглушая и седовласого, и друг друга, и стук копыт приближавшегося фургона.
Все, что Илар сумел выловить из этого разноголосого хора, это слова «проклятие», «придурки», «горе», «месть» и «ай-ай-ай». Вот это «ай-ай-ай», в совокупности со стонами, плачем и стенаниями, повторялось гораздо чаще других выражений.
Впрочем, не чаще, чем упоминание извращенных пристрастий в любовных играх, присущих не только провинившимся подросткам, но еще и их родителям, а также родителям родителей. Судя по высказываниям экспертов из народной толпы, парни были зачаты совершенно невообразимым образом и произошли от свиней, собак, в комплексе с падшими женщинами и умственно отсталыми мужиками.
Как и следовало ожидать, тут же вспыхнула драка: родители «умственно отсталых извращенцев» пожелали физически наказать особо ретивых критиков, заехали им в морду, что вызвало негодование у родни покаранных ораторов и, само собой, у самих пострадавших. И пока Иссильмарон не крикнул громовым голосом, усиленным магией: «Стоять, придурки! Прекратить!» – селяне добросовестно дрались. Они тузили друг друга кулаками и таскали за волосы, что вызвало здоровый смех одного городского мальчика и живой интерес одного легендарного зверя, отдыхающего в фургоне. (Быстрик, как выяснилось, уже сожрал одного оленя, прежде чем принести другого своим друзьям, а потому пребывал в полусонном состоянии и не желал трудить свои умученные бегом лапы, о чем он известил Илара, перемежая слова громкими и сладкими зевками.)