Однако Брейн не был бы Брейном, не получи он от академии все, что она давала. Другие, бросая учебный процесс, стремились в ближайший городок к доступным девицам, а Брейн оставался в библиотеке и тренажерном зале, чтобы получить то, что не мог получить по праву рождения от влиятельных родителей.
– Мистер Слоун, а мы не могли бы повторить? И… может быть, на более высоком режиме?
Слоун самодовольно усмехнулся, варвар сам попросил его сделать то, что он хотел сделать сам – снять показания арестанта для тарировочных таблиц, чтобы с их помощью идеально подготовить робота для схватки.
– Хорошо, боец, давай, не оплошай.
Новая учебная схватка не оказалась для Брейна каким-то откровением – он парировал опасные удары, пропускал не слишком сильные, но больше его занимало то, как проявлял себя силовой каркас противника, укрытый за красивой и реалистичной оберткой из бионического пластика.
И вот случилось то, чего Брейн ждал – в момент удара, которым робот намеревался умерить пыл ретивого противника, Брейн заметил складку в том месте, где располагался бедренный шарнир.
Пришлось заплатить за это намеренно пропущенным ударом в голову, и Брейн свалился к радости Слоуна, но тотчас поднялся, демонстрируя несгибаемую волю.
Потренировавшись еще немного, Брейн со Слоуном расстались, довольные друг другом. Брейн получил представление о своем противнике, а Слоун удостоверился, что этот варвар никакой не супермен, и стоит прибавить машине режим, как она тотчас с ним разберется.
Ну и учитывая, что это еще не все сюрпризы, которые Слоун приготовил самоуверенному арестанту, – выигрыш пари ему был обеспечен.
До окончания льготного восстановительного периода, который полагался Брейну, как перенесшему хирургическое вмешательство, оставалось пять суток, и это восстановление, по его мнению, проходило даже лучше, чем он ожидал, учитывая ужасную кормежку.
О том, что Брейн приходил в форму, догадывались многие в его блоке. В том числе канзас Сингер, до этого претендовавший на его место на первом ярусе, да и другие, прежде высказывающиеся в адрес новичка неодобрительно.
С ним говорили только по необходимости – очень коротко и ровно. Только Фофо да еще один гоберли – Монбен общались с ним ежедневно.
– Ну, как сегодня прошло? – негромко спросил Фофо, подходя к Брейну и замечая у того на скуле свежую ссадину.
– Слушай, ты говорил, что можешь достать таблетку от всех болезней и все такое, – напомнил Брейн, и Фофо сразу отвел глаза.
– Что? Ты соврал мне?
– Ну почему сразу соврал? Фофо не врет.
– А палки мои жрал.
– Я обещал отдать и отдам.
– Мне не нужны палки, мне нужно добыть эту таблетку за двое суток.
– Но…
– Договорись, я согласен, чтобы списали мои деньги за… пять лет.
– Пять лет? Ты же говорил, что не знаешь, сколько тебе назначили.
– Не знаю, – согласился Брейн. – Но ты знаешь здесь кого-нибудь, у кого бы срок был меньше пяти лет?
Фофо честно задумался и подтвердил, что он таких не знает.
– Вон мой земляк Руро вообще ни за что попал, но и то впаяли шесть с половиной лет.
– Ну а мне, думаешь, не впаяют по максимальной планке? Я же чужак. Вот как к тебе офицеры обращаются?
– Офицеры? – удивился Фофо. – Офицеры никак ко мне не обращаются. Кто я для них?
– Ну а охранники?
– Ты сам слышал, «дерьмо» – это самое лучшее, что от них услышишь.
– А меня инструкторы там, – Брейн кивнул в сторону, где находились административные помещения, – они называют меня варваром. Прикидываешь? Варвар – это чужак.
– Факт, – согласился Фофо. – Значит, тебе при всех равных впаяли по полной.
– Ну вот. Значит, давай договаривайся.
– Я… ну… – замялся Фофо.
– Срочно, Фофо. Это нужно делать срочно. Получишь от меня полный обед.
– Весь?! – оживился Фофо и даже огляделся, не услышал ли кто о таком посуле. Это только Брейну не нравилась здешняя еда, а остальным ее все время не хватало.
– Весь, Фофо.
Гоберли повел широкими плечами, потом размял шею, словно собирался бороться и, развернувшись, не спеша двинулся к решетчатой двери.
Брейн направился к своей койке и прилег, сделав вид, что дремлет, однако посматривал в сторону Фофо, который будто бы прогуливался возле решетки, ожидая, когда охранник обратит на него внимание.
Между тем остальные арестанты были заняты своими делами. Кто-то шлифовал накладные пуговицы, другие плели коврики из обрезиненных ниток, специально выдававшихся для таких целей. Потом эти коврики просто сжигали в утилизаторе, давая возможность арестантам заняться новой работой.
Но основная часть контингента сидела по местам, перекидываясь коротким словами-кодами. Это была игра под названием «боб», правил которой Брейн еще не освоил – ему было не до того. Но игра была на интерес, поэтому он не исключал, что Фофо не съел, а проиграл часть тех съедобных палок, которые брал на хранение.
Наконец Брейн заметил, что охранник как бы нехотя приблизился к решетке, и Фофо что-то быстро ему сказал. На лице рослого супера не отразилось никаких эмоций, и он так же лениво отошел от решетки, а Фофо пошел обратно.
Брейн приметил, что эти маневры не остались без внимания нескольких арестантов – здесь все знали о подобной практике, и Брейн не сомневался, что кое-кто сотрудничал со службой безопасности, но сейчас у него не было другого выхода. Он понимал, что у Стоуна припасен какой-то козырь, который тот собирался выложить в самый ответственный момент.
Фофо как ни в чем не бывало забрался на свой второй ярус и прикрыл глаза, делая вид, что дремлет. Но уже через четверть часа охранник постучал по решетке и произнес:
– Фофо! На выход!
– Зачем это? – сыграл недовольство Фофо.
– Давай, тварь! Не выделывайся, или сейчас шарахну через решетку – половина ваших завалится!..
– Иди, Фофо, он и правду шарахнет! – посоветовал кто-то, другие тоже неодобрительно загудели, не понимая дерзости арестанта.
Фофо вздохнул, соскочил на пол и направился к решетке. Дверца открылась, и Брейн заметил, что его приятеля ожидал другой охранник, позади которого маячил полный арестант-канзас, чего среди представителей этого народа Брейн в тюрьме не замечал. Видимо, это был тот самый всесильный Лакоцертавос, о котором рассказывал Фофо.
Фофо увели, решетка захлопнулась, и арестанты вернулись к своим коврикам и «бобу».
Брейн посмотрел на пустовавший стол с коробками для настольных игр, к которым арестанты не притрагивались.