«Нужно будет научить их играть в домино», – подумал он, вспомнив, как после сессии в академии да и в двух гарнизонных городках, где ему приходилось служить, обязательно был либо клуб, либо просто место под фонарем, где сходились любители домино. Здесь же эта игра была неизвестна.
А между тем Фофо привели в крохотный закуток, где у Лакоцертавоса имелся собственный офис.
Фофо втолкнули внутрь, и туда же вошел перекормленный канзас в чистой и новой робе.
– Ну? – спросил он, уставившись на переговорщика.
– Нужна та самая таблетка.
– Одна?
– Ну ты даешь, – покачал головой Фофо.
– Чего ты башкой мотаешь? Есть особы, которые упаковками берут, между прочим. Короче.
– Ну, стандартно все. Пять лет тебе сброс.
– Пять лет? – удивился Лакоцертавос и, хохотнув, хлопнул себя по животу. – А он потом грязью из-под сапог будет догоняться? Что-то я тут подставу какую-то никамо намысливаю? Че таво нет?
– Нет, просто таблетку надо за двое суток – не позже, иначе без смысла и выпечки. Вчумнял?
– Вчумнял без мази, – кивнул Лакоцертавос. Они говорили на полутюремной фенитроппе – языке, еще не вполне сформировавшемся на передвижной летающей тюрьме. В стационарных тюрьмах местный язык складывался быстрее, а здесь во всем чувствовалась временность.
– И что, сложимся?
– Сложимся. Кокуса сейчас пригоню и прямо здесь сложимся.
– А таблетка? Она у тебя есть?
– Много будешь вчумнять, постареешь и плюнешь в угол пустой.
– Хорошо, только наш бинажан на киче, кто палец прикладывать будет?
– Вынесем бинажана с кичи, по-другому и не будет.
– И что, это тебе по рукам, Лакоцертавос? Ты же арестант, хотя и покованный.
Дилер засмеялся.
– Ребенок ты, Фофо. А и оставайся им. А я свои дела посапагетовать буду.
Фофо даже не заметил, как дилер подал знак, но в каморку ввалился рослый супер с папкой и складным бюро. И вскоре на крохотный столик уже выпрыгивали горячие листы с договором и квадратным окошком на каждом листе, куда заказчику, то есть бинажану – по-тюремному, а именно – Брейну, следовало прикладывать палец.
В дверь постучали.
Кокус-супер, будучи офицером высокого ранга, безбоязненно открыл и тотчас получил удар в лицо и, отлетев на столик, обрушил раскладное бюро и заготовленные листки договора.
В каморку ворвались рослые бойцы вперемежку с канзасами и гоберли – это был личный резерв начальника режима безопасности Слоуна.
– Всем исполнять приказ начальника режима! Неповиновение влечет парализацию и транспортировку к пункту исполнения полевого суда!.. – прокричал самый высокий из нагрянувших офицеров, поводя по сторонам оружием, на котором уже пощелкивало острое жало.
Фофо, дилера и его юриста вытащили, как каких-нибудь норных животных, и, награждая пинками, поволокли по коридорам – в сторону блока, где содержался Брейн.
«Ну все – накрыли», – подумал Фофо, получая очередной удар. А Брейн лежал на своей койке и пребывал в дежурном напряжении – пока Фофо не вернулся, он ожидал любого развития ситуации.
Уже по приближающемуся по коридору шуму Брейн понял, что все пошло не так. Он сел, сунув ноги в казенные ботинки, не зная, чего и ожидать. Судя по топоту, к блоку двигалось целое войско.
Щелкнул замок решетки, в блок втолкнули избитого Фофо, а затем вперед вышел рослый офицер-супер и крикнул:
– Всем исполнять приказ начальника режима, сволочи! Неповиновение влечет парализацию, вплоть до полного отключения! Никто не гарантирует вам медицинской помощи, твари, поэтому просто повинуйтесь и останетесь жить!
Народ здесь был ученый, никому и в голову не пришло перечить – все тотчас выстроились вдоль коек, заложив руки за голову и глядя в стену.
То же сделал и Брейн, а нагрянувшие проверяющие начали лютовать, сбрасывая матрасы и раздавая тумаки налево и направо. Из их выкриков и команд Брейн сделал вывод, что Слоун прекрасно знал о существовании чудо-таблеток и о том, что Брейн попытается воспользоваться этой возможностью. И вот, не доверяя охранному отряду, он пустил собственных молодцов по следам, которые были уже давно разнюханы.
Брейна ударили по спине – ничего особенного, но неприятно. Не успел Брейн посетовать на такое отношение, как в дальнем конце блока щелкнул разряд, и на пол повалились пятеро арестантов, показавшихся охраннику агрессивными.
– Ровнее! Ровнее стоять, твари! – заорал какой-то супер и снова бросился раздавать оплеухи. Его примеру последовали еще несколько охранников, и вскоре снова досталось Брейну – удар пришелся в сложенные на затылке руки.
– Стоять, твари! Стоять ровно!..
Волна избиения покатилась к двери, а Брейн почувствовал, что у него под пальцем осталось что-то, очень напоминавшее объект мгновенной передачи – этому особенно тщательно учили в академии.
Двое прошли мимо друг друга, и – бац! Донесение передано – то ли в карман, то ли приколкой – на куртку. Вариантов было множество.
Нескольких арестантов выхватили из ряда и вытолкали в коридор, а потом куда-то увели. Щелкнул замок, решетка встала на место, и обитатели блока стали приходить в себя, а некоторые бросились на помощь к сбитым разрядом парализатора – им следовало подложить что-то под головы, в противном случае они могли задохнуться.
Фофо осторожно подошел к Брейну, тот кивнул, приглашая сесть рядом – без разрешения Фофо на это ни за что бы не решился.
Он сел и, как всегда, ощупал рядом с собой матрас, все еще не веря, что он такой же, как и на других койках – второго и третьего ярусов.
– Слушай, а ты хоть раз видел эту таблетку? – спросил Брейн.
– Ну… – Фофо пожал плечами. – Ты уж извини, что так получилось. Все было на мази, кукос раскинул бумажки, чтобы ты подписал, и жирный Лакоцертавос был просто счастлив от такой сделки, но тут налетели бизоны, но не из службы охраны, а из службы режима, представляешь? Они могут шмалять любого напрочь без каких либо разрешений. Беспредельщики.
– Ты видел эту таблетку? – повторил Брейн.
– Откуда? Только слышал от других.
– Что слышал?
– Ну, что желтая, скорее золотистая со змеевидной голограммой.
Брейн кивнул, переводя для себя – «змеевидная голограмма» – буква «S».
– Ну хорошо. А как ее правильно применять?
– Говорят, что идеально за двадцать часов до медосмотра.
– А при чем здесь медосмотр?
– Ну как при чем? Если арестант доходит – доктора так и пишут, что, дескать, будет снят с довольствия, а стало быть, и с денежного также. Но ведь человек уже продал свое денежное довольствие на годы вперед, а значит, обязан продлить его. Ну и жрет таблетку за двадцать часов, а на медосмотре молодец молодцом. Доктора в восторге и пишут бумажку – будет жить и улыбаться. Все жуют, и все довольны.