Нет смысла писать о поисках в лесу. Лес и лес. Деревья, заросли, трава с мой рост. Костры, чтобы отпугивать хищников. Однажды чуть не наступил на гадюку. Ненавижу змей.
…Только что приходил Павел Сергеевич, интересовался, что это пишу все время.
— Да вот… Обещал одному издательству книжку для детей. Про дельфинов.
Он одобрительно потряс седенькой бородкой.
— Вы пишите, пишите. Быстрее поднимитесь.
А в глазах: быстрее забудете ваши бредни.
— Только прошу: не перенапрягайтесь. Вам сейчас это крайне вредно.
— Ладно…
В общем, проблуждал я в лесу порядочно, теперь уже не знаю сколько. Вышел однажды на тропу. Был, кажется, уже сильно измучен. Еда кончилась, вода, правда, была (я нашел в лесу озеро и два родника!). Тропа теперь означала не только встречу с Зое, но и жизнь. Я знал анулейцев, они не дадут мне умереть, хотя и не уверен, что будут мне очень рады. Относились ко мне настороженно, чужеземец все-таки. А Зое? Ждет ли она меня? Может, красавец ведун убедил ее…
С такими тяжкими мыслями поплелся я по тропе. Скоро увидел стену, окружавшую Город, такую же невысокую, как там, в брошенном селении. Пошел быстрее. И тут я увидел ее! Она бежала ко мне, моя Зое, мое счастье, бежала по дороге, коса хлестала ее по спине и плечам, лицо ее сияло, но… Она бежала ко мне будто не просто так, а чтобы о чем-то важном предупредить, защитить, уберечь… Хотя, может быть, это сейчас мне так кажется.
В первую секунду я даже не понял, что случилось. От голода и усталости голова моя плохо соображала, все было как в тумане. Я увидел, как из-за стены медленно встают и наводят на меня луки Хвосты (Хвосты у анулейцев — это что-то вроде полиции. Длинные волосы они убирают в высокие хвосты, поэтому их так зовут).
— Не-е-ет! — услышал я крик Зое.
Через секунду она прижалась ко мне, но тут же кто-то (Хота, наверное) стал оттаскивать ее назад.
— Уходи! Уходи!
Зое рвалась ко мне, а я стоял чурбан чурбаном, ничего не соображая. Уже шагнул было к ней, но тут засвистели стрелы, все смешалось, из Города к нам бежал народ, все кричали. Я ничего не понимал — будто анулейцы вдруг стали разговаривать на другом языке. На мгновение Зое высвободилась, схватила меня за руку.
— Уходи, уходи по тропе в Старый город.
— Пойдем со мной!
— Я приду! Я приду ночью! Уходи, а то тебя убьют!
Ее оттащили. Я видел, как Хота схватил ее за талию и поволок к стене, туда, где стрелы не могли их достать.
— Я люблю тебя! — крикнул я и побежал. Было бесполезно что-либо выяснять. Случилось что-то такое, отчего путь к анулейцам мне заказан. Я бежал, задыхаясь, по тропе, уходя все дальше от Города, от стрел, от Зое, и в висках у меня все стучало: что случилось?
Когда я был уже далеко, до меня донесся крик. Мне показалось, что кричала Зое, но все смешалось, спуталось, и я упал…
Очнулся я уже в сумерках. Вспомнил, что сказала Зое: иди по тропе в Старый город, я приду ночью.
О Господи! Скоро ночь. Где искать этот Город? Я встал и шатаясь побрел по тропе. Не прошло и трех часов, как я увидел стену Старого города. Не было сил даже удивиться. Я-то плутал вокруг несколько дней! В доме Зое я выпил свою последнюю воду и провалился в сон.
Спал я очень долго. Проснулся днем от боли: в мочевом пузыре и в ноге. С первым мы быстро разобрались, а с ногой пришлось повозиться: одна из стрел, оказывается, меня задела. Я дошел до колодца, промыл рану, вспомнил, сколько уже не ел, и тут же услышал:
— Здравствуй.
Я обернулся: Хота. Секунду мы смотрели друг на друга, потом Хота прихрамывая пошел в дом. Я заковылял за ним. Из раны снова потекло, но я все равно шел. И удивлялся: как изменился Хота! Вчера я не успел его рассмотреть, но неужели за год можно так постареть? Из бодрого пятидесятилетнего человека превратиться в дряхлого старика? Что же случилось у них за этот год… И тут меня обожгло: почему не пришла Зое?!
— Садись, Арон (так звала меня Зое и все анулейцы). Садись. Зое не пришла… об этом потом. Вот тебе хлеб и мясо, вот молоко нашей козы. Ты голоден, я вижу.
До сих пор стыдно вспомнить, как я набросился на еду. Пока ел, Хота сходил куда-то, вернулся с мясистыми тугими листьями. Велел приложить к ране.
— Это заживлятка, быстро пройдет.
Я вспомнил, что такой же травой лечил меня Киро, и спросил:
— Зое не пришла, потому что она жена Киро?
— Зое не пришла… — медленно проговорил Старик. — Нет, она не жена Киро. Женщина не может быть женою двух мужчин. Она твоя жена. А Киро давно умер. Наступил на подлую змею, когда собирал травы. Видишь, Город-то пустой.
Я не понял связи, Хота терпеливо объяснил:
— Если ведун умирает не от старости, значит, место это проклято и здесь нельзя жить. Мы должны были уйти отсюда. Ты же видел: в том Городе даже домов нет, все в шалашах живут.
Ни черта я не успел увидеть из-за такого «теплого» приема. Так и Хоте сказал.
— Разве ты ждал другого? Киро погиб отчасти из-за тебя, и ты, как и этот город, проклят. Наши охотники следили за тобой.
— То есть как? — возмутился я. — При чем тут я?!
Мне пришла в голову страшная мысль: Киро сам себя убил, потому что Зое не стала его женой.
Хота покачал головой:
— Я не могу тебе этого объяснить. Зое любила тебя, Киро любил Зое. Он любил ее так сильно, что если бы не ты, то она в конце концов стала бы его женой, на радость всем. Ничего не спрашивай, чужеземец, нет у меня ответов.
— Что же делать? — растерянно спросил я. — Ведь я пришел к вам, к Зое. Я хотел…
Вдруг Хота заплакал. По его лицу тихо катились слезы. Но сказал он строго:
— Молчи, чужеземец! Ты больше не увидишь Зое. Или вас обоих убьют. Она передала тебе еду на обратный путь и вот еще…
Он вынул из кожаной сумки три дощечки с рисунками Зое. На одной был Старый город, на другой — Хота, на третьей — младенец под боком у рыси.
— Сказала: на память.
Я взял рисунки. Взял сумку с едой. Чувство обиды и отчаяния раздавило меня. Зое не хочет меня видеть. Но почему? Из-за Киро? Или ей запрещают законы народа? Или сам Хота? Я вспомнил, как она бежала ко мне вчера. Нет-нет, дело не в Киро, не в Хоте, она просто боится за меня. Или тут что-то, чего я не знаю.
— Хота… Позволь мне забрать ее с собой.
— Нет, Арон, уже поздно. Уходи один.
— Я могу вывести вас к морю!
Старик помолчал.
— Да, Зое говорила мне. Но не сейчас. Надо, чтобы все забылось. Прошу тебя, уходи. Так будет лучше для всех.
— И для нее?